Джал Халгаев - Оскольки

Он сделал паузу, а потом сказал:

— Валяй.

Я вздохнул. На грудь отвратно давило, и мне нужны были все силы, чтобы говорить, но я старался не подавать виду. Раз погибать, то уж с честью. Тем более Марианна уже сюда не проберется, и Древо во второй раз не воскрешает даже богов. Счетчик обнуляется, Йен, похоже, это твой последний день…

Вот и помогай после этого людям!

— Вытащи отсюда девчонку, сделай милость. Она-то ни в чем не виновата, а я, так уж и быть, соглашусь не преследовать тебя в кошмарах. Поверь, собеседник я еще тот! Только представь: ты да я, да мы с тобой всю жизнь, вместе навсегда!..

— Можешь не продолжать, я бы все равно это сделал.

— Отлично…

Я закрыл глаза, пытаясь подавить настоящий животный ужас. Перед смертью всегда страшно. Можно сказать, с девчонкой мне даже повезло: в ту секунду я скорее изумился, чем успел испугаться.

— Охотник? Ты здесь?

Никто не ответил. Он уже ушел.

Я хотел подняться на ноги, но они не слушались. Спина неимоверно болела. Кожа горела огнем, и я едва не заплакал. Почему едва? Потому что слезы по какой-то причине вообще не текли.

Я подполз к двери и толкнул ее кулаком. Она не поддалась. Толкнул сильнее — тот же результат. Сам не замечая того, через минуту я вдруг обнаружил себя истерично хохочущим на полу и колотящим руками по запертой двери.

Я остановился. Передохнул. Обнаружил в углу старую железную буржуйку и подполз к ней, приобняв целой рукой трубу, чтобы удержаться.

— Вот и все Йен, добегался ты, — хмыкнул я. — Надо было менять свою жизнь, когда был шанс, чего уж теперь. Идиот! Придурок… Говорила тебе мама: не сохраняй жизнь всяким левым уродам, так нет же… Теперь накосячил — плати!

Ну, хоть с девчонкой все будет в порядке. Не умею я читать людей, но мне кажется, что Охотник сдержит слово и ее вытащит. Этот идиот на удивление рьяно чтит свои дурацкие «принципы».

Внезапно земля мелко задрожала.

Невнятный гул медленно приближался к избушке. Я ясно слышал скрежет когтей о промерзшую почву и отвратное хлюпающее причмокивание тварей, учуявших добычу.

Не знаю, зачем, но я сунул руку в буржуйку и вытянул оттуда маленький почерневший огарок свечи с одной единственной едва тлеющей лучиной размером с половину моего мизинца.

Почему она еще горела, я не знал. Я просто зажег свечу и поставил ее на пол.

Мрак испуганно вжался в углы, но продолжил хищно пускать свои склизкие щупальца в мою сторону, щипая за пятки, которых я даже не чувствовал.

Я вздрогнул. Кто-то ударил по двери. Через секунду к монстру присоединились другие, и хлипкая избушка с каждым мгновением сотрясалась от грохота все сильнее и сильнее, и дерево протяжно скрипело, все больше поддаваясь неведомой силе снаружи.

Долго мое укрытие не протянет.

Я откинулся назад, припав спиной к стене.

Правое окно поддалось первым. Старые заплесневелые доски хрустнули, и внутрь просунулась длинная костлявая рука, оставляя на дереве длинные следы от когтей.

Сломалось второе.

Серебряный свет луны проник в избу, сливаясь с огненно-красным пламенем свечи и обволакивая своим сиянием сгорбленные силуэты толпящихся вокруг тварей.

Каждый из них чуял меня. Каждый из них желал моей крови. Наверное, кому-то я действительно досадил. В конце концов, проводником я проработал без малого больше десяти лет и перебил столько тварей, что их трупами можно было забить целый лунный кратер.

А я все ждал.

Грохот вокруг сводил с ума. Он нарастал, становился громче и громче, и весь мир трясся перед глазами, кружась в водовороте кошмарных силуэтов.

Вот и дверь рухнула.

Мой последний оплот пал, и они ворвались внутрь.

— Главное не дай свече погаснуть, Йен…