Джал Халгаев - Оскольки

Я оттолкнулся от дна ногами и поплыл к центру. Волки увязались за мной.

Черт, где этот Охотник, мать его за ногу?!

— Закрой уши! — тут же послышался откуда-то издалека его приглушенный водой голос.

Дважды просить меня необходимости не было. Я нырнул вниз, сунув в уши пальцы и сгруппировался. В следующую секунду по озеру прокатилась рябь, а еще через миг оно внезапно вспыхнуло всеми цветами радуги, и настал мрак.

Я не помню, что случилось именно в тот короткий промежуток, когда вокруг бушевала гроза, и сотни мелких синих молний разили каждую тварь, оказавшуюся в воде, но итог был очевиден: из сотен — может, даже тысяч — моих мертвеньких соплеменничков в живых осталось лишь жалкая горстка, которая не успела оказаться в озере, чем спасла себе жизнь. Ненадолго.

Моя кожа горела, каждое движение отдавалось болью и хрустом кровавой корки, сформировавшейся поверх голого мяса, однако я продолжал плыть вверх — к воздуху.

Мне не в первой оказываться в таких передрягах, и я умею выживать. Ну, ясен пень, вы это уже поняли, да ведь?

Я выплыл к берегу и перевалился через край, утопая ногами и руками в склизком темном иле. Дыхание сорвалось. Мне действительно казалось, что я сейчас сдохну, но я заставил себя встать. Пошатываясь, я побрел к утесу, у которого суетились оставшиеся в живых дохлые твари, переругиваясь друг с другом и пытаясь понять, что только что произошло.

Они потеряли меня в воде. Могу даже поспорить, они желали меня убить, а зайти в озеро боялись. Даже самый сумасшедший зверь хочет жить.

Охотник беззвучно вышел из реденького леска, росшего неподалеку. Его темная фигура отделилась от таких же мрачных мертвых деревьев и с шорохом подплыла ко мне по воздуху, молча протягивая один из двух парных мечей.

— Последний шанс на искупление, — тихо шепнул мне он.

— Заткнись и делай свое дело, идиот, — фыркнул я в ответ своим хриплым и ужасно безобразным голосом. Хотел бы я обматерить его с головы до ног, но было реально лень. Я устал. Я очень устал от этой беготни. Еще и растерял все свое оружие…

Только сейчас я, наконец, понял, в чем счастье обычных людей. И пусть на своем месте некоторые из вас желают моей жизни, я вас понимаю. Человек всегда тянется к тому, чего не имеет.

И вот сейчас я хотел стать обычным. Работать, не знаю, на какой-нибудь замшелой ферме, пасти, в конце концов, этих дряных вкусных овечек и жить на красивом зеленом лугу, над которым каждый день расцветает благословенное красно-желтое солнце. Жениться, заиметь детей и эту мелкую тявкающую псину, которая будет везде таскаться за мной и выпрашивать пожрать.

Жить и видеть свое будущее, понимаете?..

Я горько усмехнулся. Пусть мне никогда этого не видать, но мечтать ведь не вредно.

В тот миг во мне что-то сломалось. Все мои колкости, язвы и шипы стали вдруг иллюзорными. Они попросту рассыпались, и я остался в полном одиночестве. Вот мне почти двадцать шесть, и что я имею? Ни-хре-на! Походу я старею…

— Все, увольняюсь, — буркнул я. — Достали.

— Что?

— Ничего. Шуруй давай, достал уже, говорю.

Я вынул из ножен меч. Отдаю ему должное, клинок оказался на удивление надежным: почти идеальная балансировка, умеренная заточка, два гладких округлых лезвия без зазубрин и легкая рукоять без гарды, которая удобно лежала в ладони и не сковывала движения. Я не любитель подобных железок, но это оружие заставило меня им восхититься.

— Держись позади, — сказал мне Охотник. — В твоем состоянии бросаться в бой бессмысленно, будешь только мешать…

— Спасибо, сам знаю.

— Добивай тех, кто сможет сбежать.

С этими словами он беззвучно сорвался с места и ринулся в бой, а я, ругаясь и изрыгая все известные мне проклятья, заковылял следом, стараясь поспевать за этим долбаным мужиком, так не вовремя свалившимся мне на голову.

В отличие от меня он двигался грациозно. Уж не знаю, где его учили бою, но работу свою они выполнили на славу.

Клинок и его рука будто слились вместе. Он кружил меж огромных серых тел и разил одно за другим, лишь парой коротких взмахов рукой неся им если не смерть, то страдания, а дальше дело заканчивал уже я.

Черное кольцо на его пальце потрескивало от могущества. Такого же цвета плащ, обагренный моей — вот засранец! — кровью кружил будто сам собой в танце смерти и отчаяния, и серебряная дуга меча-близнеца моего мерно поднималась и опускалась, пуская очередному Волку кишки или отрубая голову.

Скажу так: лишить такого, как я, башки очень сложно, но меч Охотника словно не встречал сопротивления, прорубаясь сквозь плоть и кости как по маслу.