Сабаа Тахир - Уголек в пепле

— Рабыня! — раздался из холла голос Коменданта. — Подойди сюда.

— Иди, — Иззи подтолкнула меня. — Быстрее!

С тряпкой в руке я поспешила вниз по лестнице. Комендант ждала меня в сопровождении двух легионеров. Она посмотрела на меня, и отвращение, что обычно читалось на ее серебряном лице, уступило место задумчивости, как будто я превратилась в нечто неожиданно пленительное. В тени, за спинами легионеров, я заметила четвертую фигуру, чья кожа и волосы были белыми, как кости, выгоревшие на солнце. Пророк.

— Ну, — сказала Комендант, бросая настороженный взгляд на Пророка, — эта?

Пророк смотрел на меня черными точками, плавающими в кроваво-красном море. По слухам, Пророки умели читать мысли, а мыслей в моей голове было предостаточно, чтобы отправить меня прямиком на виселицу. Я заставила себя думать о Поупе, Нэн, Дарине. И на меня обрушилась знакомая острая тоска. Читай теперь мои мысли ! Я встретила взгляд Пророка. Читай мою боль, что причинили мне твои маски!

— Эта. — Пророк не отвел глаз, словно зачарованный моим гневом. — Приведите ее.

— Куда вы меня ведете?

Легионеры связали мне руки.

— Что происходит?

Они узнали, что я шпионка. Наверняка так оно и есть.

— Тихо. — Пророк накинул капюшон, и мы вышли за ним из дома в шторм.

Когда я закричала и попыталась вырваться, один из солдат сунул мне в рот кляп и завязал глаза. Я ожидала, что Комендант пойдет следом, но она захлопнула за нами дверь. По крайней мере, они не взяли Иззи. Она в безопасности. Но надолго ли?

За несколько секунд я промокла насквозь. Я боролась с легионерами, но только порвала платье, и теперь оно едва на мне держалось. Куда они меня ведут? В темницу, Лайя. Куда же еще?

Мне вспомнилась история, которую рассказывала Кухарка, — о пареньке-шпионе, присланном Ополчением до меня. «Комендант раскрыла его. Несколько дней она пытала парня в школьной темнице. Иногда ночами мы слышали его крики».

Что они со мной сделают? Возьмутся ли потом и за Иззи? Слезы лились из глаз. Я должна была спасти ее. Я должна была помочь ей выбраться из Блэклифа.

Несколько бесконечных минут мы пробирались сквозь шторм, потом остановились. Дверь отворилась. Меня подхватили, перенесли по воздуху и бросили на холодный каменный пол. Я попыталась подняться и закричать сквозь кляп, но веревка на запястьях лишь глубже впивалась в кожу. Я попыталась сорвать повязку с глаз, чтобы увидеть, где я.

Безрезультатно. Замок щелкнул, шаги стихли, и я осталась одна в ожидании своей судьбы.

Лезвие кинжала пронзило кожаные доспехи Элен. Часть меня кричала: «Элиас, что ты наделал? Что ты наделал?» Но внезапно кинжал сломался. Я все еще смотрел в ошеломлении, когда чья-то сильная рука схватила меня за плечи и оттащила от Элен.

— Претендент Аквилла, — голос Каина звучал холодно. Одним взмахом он поднял тунику Элен. Под ней сверкала серебром рубашка, сделанная Пророками, — приз Элен за победу в Испытании Хитрости. Она, как и маска, больше не отделялась от ее тела. Она растворилась в ней, став второй защитной кожей. — Ты помнишь правила Испытания? Боевые доспехи запрещены. Ты дисквалифицирована.

Мой боевой запал угас, и я почувствовал себя полностью опустошенным. Я знал, что этот образ будет преследовать меня вечно: застывшее лицо Элен, мокрый снег, воющий ветер, не способный заглушить звук смерти.

Ты почти убил ее, Элиас. Ты почти убил своего лучшего друга.

Элен молчала. Глядя на меня, она приложила руку к сердцу, как будто до сих пор ощущала удар кинжала.

— Она не догадалась снять ее, — сказал голос за моей спиной. Из тумана появилась легкая тень: Пророчица. Приблизились и другие тени, образовав кольцо вокруг меня и Эл.

— Она вообще об этом не подумала, — продолжила Пророчица. — Она носила рубашку с того дня, как мы ее вручили. И рубашка приросла к ней, как и маска. Это честная ошибка, Каин.

— Но тем не менее ошибка. Ее победа аннулирована. И даже если бы она не…

Я бы все равно победил. Потому что я бы убил ее.

Мокрый снег перестал кружить. Туман рассеялся, обнажив картину кровавой бойни. В амфитеатре повисла странная тишина, и я лишь сейчас заметил, что трибуны полны народа: курсантов и центурионов, генералов и политиков.

Моя мать взирала на нас с переднего ряда, как всегда, с непроницаемым видом. Дед сидел за несколько рядов от нее, сжимая в руке меч.

Лица солдат моего взвода расплывались как в мареве. Кто выжил? Кто погиб?