Вера Космолинская - Город Сумерек

Сон, приснившийся мне в эту ночь, был цветным и не цветным. Цвет в нем владычествовал только один — кроваво-алый. Все оттенки кроваво-алого, бушующие как шторм. «Кровь?» — подумал я, вспоминая часть того, что происходило днем, до того, как я уснул. «Мы пробудили кровь?..» Это был целый океан бушующей крови, свирепый и дикий, и он вызывал во мне ужас и неприятие. Я хотел, чтобы этот шторм стих, чтобы этот цвет поблек. От его яркости и однозначности меня просто тошнило. Этот океан был воплощением ярости, злобы, подлости, низости, нечто всепоглощающее и вызывающее страх, презрение и омерзение. Быть может, есть что-то похуже отсутствия цвета… — подумал я, и с этой мыслью проснулся, с облегчением увидев тронутую бледным сиянием черноту, но в следующее мгновение меня охватило раскаяние и разочарование — я так устал и от этой черноты и бледного сияния… Меня мутило и от них. Но, по крайней мере, они были настоящими.

В следующее мгновение, предупреждающий крик Фаенны окончательно избавил меня от дремоты. Подняв голову, я увидел, что уже рассвело. Но что-то было не так. Рядом раздавался мелодичный перезвон. На нас, как полупрозрачный прилив, накатывала колышущаяся «хрустальная» волна, почти подойдя к границам… Забыв о «волне», я пораженно уставился на землю, на которой мы лежали. Она была не каменистой и мертвой, а очень напоминала нормальную почву, из которой местами даже пробивались травинки — не глазастые и колкие, а самые обычные серенькие живые травинки. Я протянул руку и потрогал пальцем пучок такой травы. Она не была жесткой, и не рассыпалась под пальцами в пыль.

Фаенна вскочила на ноги.

— Уходим! Скорее!..

Я поймал ее за руку.

— Нет! Стой! Не выходи из круга!

— Из круга?.. — Фаенна изумленно огляделась. — Но они!..

— Если выйдем, нам от них не уйти.

— Откуда ты знаешь?.. — И Фаенна села рядом со мной, положив меч на колени, и крепко прижалась плечом к моему плечу. — Ты теперь понимаешь все, что происходит?

— Пока еще нет. Не совсем…

— Ох… — сказала Фаенна, невольно вздрагивая. Подкатывающая к нам хрустальная волна была плотной толпой полупрозрачных призраков, очень похожих на людей — бледные лица, бледные шлемы, бледные руки, тянущиеся к нам, и останавливающиеся над границами круга. Они подходили, с легким звоном прикасались к невидимой стене, глаза их бледно вспыхивали на мгновение, на не меняющих выражения отрешенных лицах, и, опустив руки, они шли дальше. Вскоре мы были окружены — островок посреди студенистого, стеклянного океана призраков, легионы которых проходили мимо нас.

— Жутковато, — согласился я.

— Как ты думаешь, кто это?

— Не знаю.

— Они проходят просто так, или им что-то нужно от нас?

— Может быть, они хотят того же, чего и Фаенна Альтерн? Покоя? — Я помедлил и продолжил: — Или они просто его предвкушают. Быть может, пришли посмотреть на нас, из любопытства, пожелать удачи, побеспокоиться о том, сможем ли мы что-то сделать, в том числе, и для них.

Не оборачиваясь, я понял, что Фаенна сверлит меня пристальным взглядом.

— Ты так думаешь, или ты это знаешь? Ты придумываешь красивое объяснение, или это уже не ты?

— В этом мире не всегда можно разделить эти понятия, — ответил я. — Мы не зря видим сны. Разве можно назвать это знанием? И разве можно назвать это незнанием? Наши догадки и фантазии значат больше, чем нам кажется, а знания — оборачиваются ничем. Но если я скажу, что знаю точно, о чем говорю, я солгу. Это то, что я чувствую, и что нельзя обратить в слова, без того, чтобы истина не разлетелась каменной пылью.

— Морион?

— Я знаю или помню, что Рен Альтерн действительно был колдуном, в мире, в котором их было немало, но он был одним из сильнейших. Других мы не знаем. Или думаем, что не знаем. Он заклял свою собственную кровь, чтобы знания не были потеряны, он знал, как легко они искажаются и исчезают. Это сделал не только он. Первые главы всех Домов Города были сильнейшими в то время колдунами, и они наложили заклятие на всех своих потомков — «закляли собственную кровь» — поэтому мы видим тревожащие нас сны. В которых видим прошлое этой земли, или то, какой она могла бы быть. Или нечто большее. Это спящее знание никогда не даст нам покоя.

— Морион… — пробормотала Фаенна. — Ты же не думаешь, что это могут быть наши предки… — я не видел, но знал, что она повела рукой, указывая на хрустальных призраков. — Не нашедшие покоя… Их слишком много…

— Возможно, это не только наши предки. Но думаю, и они здесь. Обречены оставаться здесь до конца, и видеть, как умирает мир. Потому, что ничего не сумели с этим сделать. Потому, что им было это небезразлично. Или напротив, это было им безразлично, когда не должно было быть безразлично.