Антон Карелин - Книга Холмов

Девушка понимала, что имеет ввиду Ричард, и почему он настолько уверен в гнилом нутре пленников. В отличие от остальных, рейнджер действительно повидал жизнь и много всякой швали. Алейна только недавно оставила Янтарный Храм, и сразу прибилась к самой порядочной ханте в Мэннивее; а первые Лисы и вовсе были сборищем простодушных идеалистов. Даже Винсент с его презрением к людишкам и Дмитриус с его отношением к убийству не-своих как к щелканью ореховой скорлупы. А уж Анна и Кел тем более. С каждым полученным шрамом идеализм и простодушие уменьшались, но пять месяцев в Мэннивее еще не перевесили всю предыдущую жизнь. Хотя для Стального, пожалуй, уже перевесили.

Девушка вздохнула. Она хотела бы встать рядом с Келом и Алейной, но чувствовала, что правы Винсент, Дмитриус и Дик. Мародеры смотрели на Лисов с презрительной злобой, словно не они были грязные, вшивые и битые, а наоборот, их победители. «Дайте нож, и я покажу, чего вы на самом деле стоите, зазнавшиеся уроды», что-то в этом духе было написано на их лицах, «Только руки освободите».

— Чего смотришь? — резко и громко спросила девушка одного из висящих, чтобы проверить, как он отреагирует.

— На тебя смотрю, тварь нечистая, — ощерился тот. — Хочу тебя поиметь и кожу со спины содрать, кошель мне нужен, вот из твоей шкуры сделаю.

Это был черноволосый северянин лет сорока, риндан со сбритыми висками и заплетенной назад косой, с татуированными узорами на бритой голове. Несмотря на довольно оплывшее тело, далекое от атлетичных пропорций, он казался крайне опасным. На левой руке не хватало безымянного пальца, на шее темнела еще одна татуировка, здоровенной каторжной цепи, и такие же узорные цепи сковали запястья.

Меньше получаса назад Анна вбила риндана мордой в землю прежде чем тот успел вскочить из ложбинки, в которой залег. Лук вылетел у него из рук, а воздух из легких, такой сильный удар он получил в спину окованным сапогом. Пытался перевернуться, но Анна тут же врезала еще раз, уже по голове, этот довод он понял, обмяк и пришел в себя лишь недавно. Получается, он даже не ухватил, что произошло? В воображении риндана, небось, на него свалились сразу четверо, так и повязали. А то, что будь там четверо, его бы попросту проткнули мечом или копьем, убойцу в голову не шло, потому что так нехорошо получалось. Он понимал, когда убивал сам, эт как положено, но убить его?.. Как же это?..

— Почему нечистая? — спросила Анна так же громко.

— Потому что ты хаосом тронутая, тварь с холмов. Нет в бабе такой силы и быть не может!

Значит, все-таки осознал, что произошло в бою.

— Сжечь ее надо, во имя Чистоты, — тихо прошепелявил остроносый, нос которого, впрочем, утратил былую остроту, да и опухшее лицо с раздувшимися губами выглядело очень неважно. — Всех этих детей скверны, губителей мира…

Где-то Лисы уже это слышали.

— Ты в курсе, что двое губителей мира с тобой всю дорогу путешествовали? — уточнила Анна. — Чего ж ты их не сжег?

Судя по его лицу, он даже не понял, о чем она. Рассадники скверны и твари холмовые, это ж чужие маги. Которые против нас. А те, что наши, эт не рассадники. Ганс Штайнер внес бы ясность, но он зря позарился на Алейну, вместо того, чтоб сбежать.

— Хватит время тратить, — сказад Ричард тихо. — Подобьем итоги.

А громко добавил:

— Почти ничего не осталось от суровых Убойцев, грозы крестьян да батраков. Основная группа у нас, вторая в плену у друд. Главарь бросил своих и сбежал в лагерь. Даже верного коня бросил.

Рейнджер кивком указал на дородного жеребца в дорогой сбруе и под роскошным, отороченным мехом седлом. Конь был не самый плохой, но, как видно, особой верности хозяину не испытывал, потому что послушно пошел с Ричардом, который нашел его привязанным к дереву в лесу. Ухожен он был плохо, ноги поранены переходом через горные перевалы, но не критически. Поэтому, пока Дмитриус и тень Анны развешивали бессознательных пленников по стене, как заборные украшения на Огнарёк, Ричард напоил и почистил скакуна, обмыв ему ноги в ручье.

В древних Холмах не обитали лошади, поэтому друды отнеслись к новым для них животным с интересом. Две встрепанных крылатых фигурки поделили седло, одна уселась на ветку дерева у жеребца над головой и что-то негромко свиристела. Сидящие на спине нестройно отвечали, а конь стоял смирно и слушал разговор духов, изредка фыркая.

Белая друда заняла высокую ветку у всех над головами, и молча надзирала за действиями двуногих.