Антон Карелин - Вторжение

Перед темным провалом окна, в комнате у самой вершины остроконечной Башни, сложенной из серого камня, стоящей на вершине высокого, желтоватого холма, сидела девушка и вглядывалась в ночную даль.

Звезды мерцали над Башней, отражаясь в неспокойной воде величественного озера, широким кольцом окружающего холм. Вечерняя роса переливалась синими и желтыми цветами, играла чередованием отблесков и теней. Ветер стелился у самой земли, лишь едва заметно колыхая траву, но вовсю терзая пенную озерную гладь.

Это было странно. Но девушка привыкла к подобным странностям, потому что родилась и выросла среди них. Даже свободный ветер и яростный ливень по-разному касались озера и земли, словно невидимая, но непреодолимая завеса отделяла остров от остального мира, и капли, ударяясь о нее, медленно стекали вниз, и только одна из десяти редким сверканием падала вниз...

Девушка молчала.

Если бы кто-то, достаточно могущественный или сказочно удачливый, смог хотя бы взглядом преодолеть защитное поле, окружающее выступающий из воды холм, и проникнуть сквозь завесу колеблющихся, настороженных теней, сюда, за толщу серых каменных стен, его взору предстало бы внешне холодное, очень красивое лицо, привычным спокойствием скрывающее явственное напряжение. И любой, практически любой из живущих на юге континента, в пределах Великих Северных Княжеств, южных Баронств и Империи Дэртара, увидев это юное, исполненное достоинства лицо, узнал бы его — знакомое по многочисленным портретам, по статуэткам, по оформлению множества ценных бумаг — и был бы несравненно удивлен.

«Что делает здесь, столь далеко на севере, за пределами обитаемых земель, в одной из редких прорех мрачного покрова кажущегося бесконечным Хельтавара, Ее Высочество Катарина дель Грасси?!» — спросил бы он.

Но был бы не прав, потому что девушка, сидящая у окна Башни и всматривающаяся в звездное небо, несомненно походя на Инфанту фигурой и лицом, ею не была.

Более того, присмотревшись чуть внимательнее к этой девушке, любой, не обделенный наблюдательностью и мудростью, заметил бы одно разительное отличие принцессы от затворницы серой Башни: будучи гораздо моложе Катарины дель Грасси, девушка выглядела гораздо старше ее.

В облике пленницы Башни явственно проступали достоинство без примеси властности, интеллект без привычного превосходства. Невольная затворница недавно овладела магией восьмой ступени [1]. Она была высокой эльфийкой, и ей было всего двадцать девять лет [2].

Еще у нее было имя, которого не слышал в целом свете никто, кроме знающих о ее существовании двоих. Звали ее Эртаил, и лишь годы спустя восхищенной и испуганной людской молве предстояло добавить к нему порывистое и опасное прозвище — Огонь.

Сидящая перед окном задумалась о чем-то важном, и ветер, неуверенно и вопросительно раскачивающий травы, терзающий пенные волны озерного кольца, небо, клубящееся сотнями вечно движущихся облаков, — все будто выражало внутренние колебания затворницы. В легком прищуре темных глаз чередовались сомнение и решимость.

С самого детства не управляемая и не воспитываемая никем, кроме спокойно и мерно мурлыкающего на кровати большого дымчато-серого кота, лишь дважды удостоенная встречи со своим отцом, она привыкла во всем полагаться на саму себя. Наизусть зная правила, теперь тем не менее она сомневалась в них.

Для жизни здесь, в узком башенном мирке, в рощице, окружающей подножие серых каменных стен, у холодной воды озера, питаемого струями восьми небольших рек, правила годились, так как своей отточенностью и полнотой исчерпывали все, что могло в этих пределах произойти.

Но вчера случилось нечто, нарушившее здешний покой. Кот сопел и мурлыкал во сне, будто разгоряченный объятием и ласковой рукой, теплая кровать едва заметно подрагивала от его мягкого, мощного мура, похожего на вибрирующий звук постоянно активного защитного поля; он казался воплощением ленивого спокойствия. Но он и был таким, насколько помнила Эртаил, всегда. А она не могла оставаться спокойной после внезапного прихода в ее Башню двоих.

Они появились неожиданно, полные напряжения, усталые и опасливые, ожидающие ловушки, хранящие каждый свои тайны, и перевернули всю ее размеренную, посвященную одной лишь цели жизнь.