Андрей Басирин: Убить Ланселота

запел Реми.

…Да, господа, жизнь разбойничья — сплошные песни и пляски. Ну, хорошо, хорошо… иногда приходится делать перерыв. Грабить виконтов, например. Когда дождь на улице, тоже не особо попляшешь. Физзборн иногда с облавами приходит, епископ из Неттамгора предает лесных язычников анафеме. Но по пятницам повеселиться — святое дело.

Радостные крики наполняли лес. Звенели бокалы, что-то жизнерадостно рассказывал брату Такуану Малютка Джон. Здоровяка ничто не выбивало из колеи: ни ворчание жены, ни однообразие лесной жизни. Он всегда и везде чувствовал себя в своей тарелке.

— Гостья! Гостья! — проревел он. — Спойте нам, сударыня. Просим.

— С удовольствием, — ответил незнакомый женский голос — Жаль, что я не вижу вашего капитана.

— Он подойдет, сударыня. Но позже. На него иногда накатывает это… пипетическое вздохновение…

— Поэтическое вдохновение? Как интересно. Но слушайте же…

— …и малахолия.

— Хорошо-хорошо.

Вновь зазвенели струны. Разбойники притихли.

запела незнакомка.

Хоакин прислонился к сосне и закрыл глаза. Сегодня знаменательный день. В книге под иссиня-черной обложкой вот уже год не прибавлялось чужих записей.

Книга эта составляла великую тайну разбойничьего капитана. По сути, она содержала дневник его жизни. Едва выдавалась свободная минутка, Истессо дописывал несколько строчек, а то и страничек. Но удивительно! Временами в ней появлялись совершенно незнакомые записи; их можно было читать как авантюрный роман. Если верить книге, с Хоакином порой случались удивительнейшие вещи. Например, когда Дженни исполнилось восемнадцать, Хоакин похитил ее из дворца. Они едва не поженились.

Странное дело… Год-другой, и Дженни исполнится сорок. Она превратилась в сварливое создание с красным лицом и заплаканными глазами. Но раньше-то, раньше!…

— Прости меня, Дженни, — вздохнул разбойник. — Наверное, любовь не всесильна. И с моим заклятием ей не справиться.

А может, это вовсе и не любовь?…

Бело-голубая звезда запуталась в ветвях. Черничник под ногами шуршал укоризненно: куда ты, глупец? Постой! Не уходи!… Запахи багульника и хвои окутывали разбойника.

Впереди показались Две Сестры — сосны, что росли над хижиной Хоакина. Цвиркнула ночная птица; ей заливисто отозвался последний соловей. Через пару дней наступит День святого Петруччио, и соловьи умолкнут. Им будет не до песен — забота о потомстве отнимет все силы и все время. Но пока они еще поют.

Хоакин отвел в сторону тяжелую сосновую лапу. Вот и его хижина.

Хижина встретила разбойника сонным домашним уютом. Немножко назойливым, немножко наивным — словно объятия ласковой толстушки. На стенах радугой переливались гобелены. На них толстощекое солнце улыбалось полянкам и зайчикам, оленятам и марципановому печенью. Конечно же там нашлось место девушкам в бальных платьях. Старушка с вязанками хвороста оседлала простодушного юношу с услужливым лицом. Ганс и Гретель пили чай в пряничном домике, мечтая о творожном сыре и соленых сухариках.

К гобеленам Хоакин не имел никакого касательства. Их Майская Маггара вышивала сама. По воскресеньям она меняла скатерть и занавески и непременно переставляла мебель. Стол, кровать, сундук, шкаф и два чурбана-сиденья. Ах да, еще чайник. Маггара жизни не мыслила без своего чайника.

Возвращаясь домой, Хоакин никогда не знал, что его встретит. Однажды над Тримегистией пронеслась мода на бонсай, и в каждом горшочке, в каждой кружке зазеленели резные листики. Маггара клялась, что это деревья.

Нет, в самом деле деревья, говорила она. Без шуток.

У нее на родине они образуют леса. Не очень густые… можно сказать, редкие и низкорослые, но разве это важно? Между прочим, она знала лепрекона, заблудившегося в петрушковой чаще. Да. Правда, ему полторы тысячи стукнуло. Ну хорошо, хорошо, он был со странностями. Надевал красный колпачок и плясал на опушке леса. Но разве это важно?

Майская Маггара никогда не упорствовала в своих увлечениях. Хоакин пережил йогу, булочковую диету, рисование картин просяными хлопьями и Рачительный Образ Жизни. То, что погубило бы любого здравомыслящего мужчину в расцвете сил, не оказало на разбойника никакого влияния.