Андрей Валентинов - Рубеж

Еще немного, и освободился бы: чужими руками.

Чьими — уже и гадать не надо было. Вон она глазищи распахнула, Ирина Логиновна. Ясней ясного: отчего кричала дико, отчего на помощь рвалась, отчего сила в ней сверх всякой меры проснулась. Все отдал перед смертью Мацапура-Коложанский, последнего не пожалел!

Да не вышло…

— Эк загибает, сучий потрох! — не выдержал есаул Шмалько, кулаком в ладонь грянул. — Отдать кнежу башку сию языкатую, и конец! Нехай ему байки брешет!

Голова аж расхохоталась. Слюнями пенными брызнула.

— Во-во, отдайте! Я кнежу байки брехать стану, а вы себе — панихиду заказывать, коли попа сыщете! Хотите: я всех отпою?! за медный грош?!

Сотник Логин в раздумье прошелся по залу. Вновь остановился перед головой, покачиваясь с пятки на носок.

Спросил во злобе:

— И откуда ты такой разумный выискался? Отчего все знаешь? Отчего не помер, как всякому положено, ежели башку шаблей отсечь?

— Ой, глуп ты, пан сотник! Ой, жизнь прожил, ума не нажил! Да такие, как мы с тобой, что чорту душу продали, разве ж могут помереть спокойно?! Братец ты мой разлюбезный, куда ж я без тебя?! Руби себе пустую башку, рядом ляжем, наговоримся всласть!

Не выдержал Логин Загаржецкий.

И ведь знал, что зря позорится, а все едино: за крыж схватился.

— Да ладно тебе, сотник! — миролюбиво бросил Мацапура. — Чего уж тут кочевряжиться! Продал ведь? Продал. Сам же и сказал. Нечего теперь отпираться. А ведаю я дела ваши через дочку твою, Ярину. Люблю ее безмерно, сердцем к сердцу тянусь…

Логин со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы.

— Отрублю-таки уши, — сказал задумчиво. Есаул мигом подхватился на ноги: пособить! а то вдруг и нос на его долю останется! — но сотник остановил старого товарища жестом.

— Ладно, злыдень, не о том речь, чтобы ухи сечь… Тебе, тебе-то каков прок, ежели мы отсюда живыми выберемся? Небось отомстить задумал? Обмануть, с кнежем рассорить, спасение готовое из рук вырвать? Что молчишь?! Раскусил я тебя, чаклун поганый!

— Дурень ты, сотник, как есть дурень! — устало выдохнула голова. — Ну, коли не веришь, так подыхай вместе с дочкой и с друзьями своими! Кнеж-то вывернется… с Мацапуриной головой грех ему не вывернуться!

— Да ежели он тебя не получит — угоду не подпишет!

— Подпишет, куда ему деваться! Потому как без головы моей кнежу одно спасение — ту угоду подписать да честно выполнить! А вот с головой он и другую лазейку сыщет, без вас обойдется! Зря, что ли, юлит кнеж? хвалой сбивает, лестью подмазывает? Тут Страшный Суд на дворе, о своей бы голове думать, а ему — чужую подавай!

— Слышь, пане сотник, а ведь складно брешет, — неуверенно протянул Шмалько. — Только как бы и здесь не объегорил, собачий сын! Кнежу-то и у меня особой веры нет, но уж Дикому Пану — тем паче!

Логин по новой мерял шагами зал.

— Не могу я слово свое нарушить! — буркнул угрюмо. — Сколь раз уже преступил: не отмыться теперь, не отмолить… Хватит! Сдохну — а выполню!

— Подыхать-то как раз не обязательно, — вскользь заметила голова. — Ты, Логин, кнежу что обещал? Отдам, мол, голову Мацапуры-душегуба? Так?

— Ну, так.

— Ну и отдашь. Сдержишь слово. Только голова моя к тому времени уж мертвой будет! Хай кнеж задавится! — Мацапура злорадно хихикнул: видать, веселая картинка представилась. — Ему ведь не череп мой требуется, не уши-волосы, а душа моя заклятая! Отдай, отдай меня, сотник Логин! Только перед тем…

— Ну?!

Оба подались вперед, ловя каждое слово: сотник и есаул.

Да и остальные насторожились.

— Пусть кто-нибудь из вас позовет Дикого Пана к себе на перстень или на цепь, на шаблю там, на пистолю — как сам захочет. Пусть скажег «Пойдешь ко мне на перстень? на шаблю?..» И всех забот.

— А тебе-то что за радость с того дела? — подозрительно осведомился молчавший до сих пор Мыкола.

— А та радость, что в пекло не хочу! Боюсь. Заждались меня там с вилами. Или опять не верите?

— Вот в это верю, — хмыкнул Логин. — А чего ж тогда к кнежу на вареники не хочешь?

— Кнеж Сагорский хуже пекла. Выпьет он меня за один глоток. Для того глотка и просит.

— Ну а мне, к примеру, кой прок тебя, чаклуна, на шаблю или пистолю брать? — не отставал Мыкола, выискивая скрытый подвох.

— Эх, пальцев нету! — сокрушенно вздохнула голова. — Давай так, черкас: я растолковываю, а ты загибай. Во-первых, пан сотник слово исполнить хочет. Пускай, я не против… Во-вторых, тем вы кнежу выбора не оставите, и останется ему угоду вашу честно выполнить, чтоб спастись. Без моей силы ему иной дорожки отсюда нет! А в-третьих, и тебе лично корысть: возьмешь меня на шаблю — зело зла шабля в рубке станет, спасу от нее врагам не будет! Возьмешь на пистолю — ни промаха, ни осечки не даст пистоля! А возьмешь, к примеру, на перстень — удачу тот перстень тебе принесет, хоть в карты, хоть в кости. Ну и моя корысть последняя. Уж лучше шаблей или камнем-яхонтом, чем в пекле на сковороде или у кнежа в утробе ненасытной!