Мэри Стюарт - Хрустальный грот. Полые холмы

— Это было бы бесполезно. Даже знай ты, что он опасно болен, ты все равно не мог бы вернуться раньше. А так ты возвращался со спокойной душой, а в Каэрлеоне, когда он умер, я все сказал тебе.

— Клянусь богами, Мерлин, не тебе судить, о чем стоит говорить, а о чем нет! Ты не король. Ты должен был мне сказать.

— Но и ты не был тогда королем, Утер Пендрагон. Я сделал так, как он просил меня.

Я заметил его быстрое движение, затем он снова взял себя в руки.

— Легко тебе говорить. — Но по его голосу я понял, что он поверил мне и сейчас испытывал трепет и передо мной, и перед этим местом. — И вот теперь, пока мы здесь ждем рассвета и того, что ты собираешься показать мне, думаю, нам стоит объясниться. Ты не можешь служить мне так, как служил моему брату, и ты должен это понять. Мне нет нужды в твоих пророчествах. Мой брат ошибался, когда говорил, что мы рука об руку станем трудиться во благо Британии. И наши звезды противостоят друг другу. Признаю, что там, в Малой Британии, судил о тебе чересчур резко, и позже, в Килларе, тоже. И прошу за это прощенья, но теперь уже слишком поздно. Мы идем разными путями.

— Да. Я знаю.

Я произнес это без какого-либо особого выражения, просто соглашаясь, и был удивлен, когда он мягко, словно про себя, рассмеялся. Его рука легла мне на плечо почти дружески.

— Значит, мы понимаем друг друга. Я не думал, что это окажется так легко. Если бы ты знал, как я устал за эти недели от людей, выпрашивающих помощь, людей, молящих о пощаде, людей, пресмыкающихся ради милостей… И вот единственный человек в королевстве, у кого и впрямь есть право что-либо требовать, решает идти своим путем и не вмешиваться в мои дела!

— Почему бы и нет? Наши пути еще пересекутся, но не сейчас. И тогда нам придется трудиться рука об руку, хотим мы того или нет.

— Увидим. Признаю, что ты обладаешь могуществом, но какая мне от него польза? Я не нуждаюсь в священниках и жрецах. — Он говорил оживленно и дружелюбно, словно хотел развеять странные чары этой ночи. Он обеими ногами стоял на земле. Амброзий понял бы смысл моих слов, но Утер шел не сворачивая тропой человека, как борзая, почуявшая кровь. — Похоже, ты и так уже неплохо мне послужил — в Килларе и здесь с Хороводом Камней. Одним этим ты заслужил мою благодарность.

— Где бы я ни был, я всегда к твоим услугам. Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня отыскать.

— Неужели не при моем дворе?

— Нет, в Маридунуме. Там мой дом.

— Ах да, знаменитая пещера. Думаю, ты заслужил от меня чего-то большего.

— Мне ничего не нужно.

Стало чуть светлее. Я перехватил его быстрый взгляд искоса.

— Я говорил с тобой сегодня, как до этого не говорил ни с кем. Ты не в обиде на меня за прошлое, незаконнорожденный Мерлин?

— Мне не за что обижаться на тебя, милорд.

— Неужели?

— Ну, может быть, девушка в Каэрлеоне. Но она не в счет.

Я увидел его изумленный взгляд, сменившийся улыбкой.

— Которая?

— Не имеет значенья. Ты все равно уже позабыл о ней.

— Клянусь псом, я недооценил тебя. — Он говорил почти тепло, чего я никогда не слышал от него. Знай он, в чем дело, он бы, наверное, расхохотался.

— Говорю тебе, это не имеет значенья. Не имело значенья тогда, и совсем уж никакого теперь.

— Ты все еще не сказал, зачем вытащил меня сюда среди ночи. Взгляни на небо: занимается заря — да и лошади скоро замерзнут. — Утер посмотрел на восток. — День будет превосходным. Интересно будет поглядеть, что тебе удалось сотворить. Сейчас я могу сказать тебе, что Треморин до того самого дня, когда прибыл гонец с твоим письмом, твердил, что это невозможно. Пророк или не пророк, но от тебя, Мерлин, есть своя польза.

Разгорался свет, и темнота расступалась перед ним. Теперь я видел его ясно — король стоял против меня с поднятой головой, снова поглаживая рукой подбородок.

— Это хорошо, что ты приехал ночью и я узнал твой голос. При свете дня это было бы труднее. Ты отпустил бороду.

— Стал больше походить на короля, а? На войне больше ни для чего другого не оставалось времени. К тому времени, когда мы вышли к Хумберу… — Он принялся рассказывать мне о походе и впервые на моей памяти говорил непринужденно и естественно. Может, причина была в том, что из всех его подданных я один приходился ему родней и, как говорят, в нем зазвучал голос крови. Он рассказывал о войне на севере, о битвах, о дымящихся развалинах, которые оставляли за собой саксы.

— А теперь вот Рождество празднуем в Винчестере. Весной я коронуюсь в Лондоне, и уже…