Екатерина Оленева - Невеста для Мрака (СИ)

— Миарон! Ты не… я не…

Тело оборотня выгнулось в судороге. Острые клыки клацнули, сжимаясь в попытке удержать рвущийся из груди крик.

Через мгновение его пальцы разжались, отпустив мою руку. Взгляд сделался мутным и стеклянным, а лицо неподвижным и противоестественно для Миарона, спокойным.

Вокруг стояла тишина.

Мне нечем было её наполнить. Признания и крики были не к чему. Меня никто не слышал.

Я не знаю, сколько просидела в луже остывающей крови. Комната выходила на северную сторону, окна были заглублены и оттого даже днём здесь было сумеречно, предметы теряли очертания в полумраке.

Обычно люди боятся мёртвых, даже если мертвые это кто-то из близких. Но мне не было страшно — мне было бесконечно горько.

Они лежали в разных концах комнаты: мужчина и женщина, с которыми при жизни я так и не смогла определиться: кто же они? Каждый по-своему был предан, каждый по-своему был жесток. Да упокоятся они с миром.

Это хорошо, что Миарон убил Таниту. Он избавил меня от необходимости делать это лично. Я ведь не позволила бы ведьме жить после того, как она убила моего зверя. Интересно, сама она это понимала?

Сидеть в комнате дальше не имело никакого смысла. Мёртвым слёзы не помогут. Необходимо заботиться о живых: о сыне и о себе любимой.

Перед тем, как подняться на трясущиеся, плохо слушающиеся ноги, я бросила последний взгляд на Миарона.

Волосы разметались по полу, руки безвольно вытянулись вдоль тела. Он будто спал, сладко и безмятежно. При жизни я никогда не видела такого умиротворённого выражения на его лице. Зверь покинул телесное пристанище, и никакие страсти больше не искажали его черты.

Нужно вставать. Нужно двигаться дальше. Ну и что из того, что сама я в очередной раз жива лишь на половину? Это пройдёт. Это не в первый раз. Время лучший из докторов. Нужно только пережить ближайшие два-три года. Ну, может быть, четыре?..

Протянув руку, я закрывала ему глаза, застывшие и потемневшие. Будто задёрнула шторы в окнах дома, в котором никто никогда уже не будет жить.

Пока я двигалась, как слепая, к двери, пошатываясь, точно пьяная, я то и дело зачем-то оглядывалась. Наверное, в безотчётной надежде что павший зверь вдруг оживёт: шевельнётся, откроет глаза, вздохнёт? Но он лежал тихо. Так же, как и Танита.

Всё кончено. Они — мертвы. А я — жива. И я должна продолжить свой путь. Нужно дышать. Нужно позаботиться о сыне. Нужно вернуться к Дик*Кар*Сталу. И пусть мрак так заманчиво обещает заботливо укрыть меня своим саваном — этому не бывать. Я не сдамся.

Я же хотела независимости? Ну вот, Двуликие услышали мои молитвы. Теперь, когда Эллоиссент далеко, Миарон мёртв, а Дик*Кар*Стал ничего для меня не значит — я воистину независима. И плевать, что осознание этого ранит и корёжит душу.

Правду говорили древние: нужно остерегаться своих желаний. Всё так и есть.

Как и хотела, я — свободна. Надо мною нет Господ и нет другой высоты, кроме звёздного океана по которому бесстрастно плывут, одна за другой, три цветные луны — Боль, Ярость и Забвение.

В комнате холодно. Но всё равно запах крови, пропитавшей тут почти каждую балку, уже назойливо витал в воздухе. И есть только один способ не дать распространиться этой гнили — превратить дом в погребальный костёр. Пусть сгорит синим пламенем. Пусть пламя уносит души тех, кто погиб здесь.

— Встретимся в Бездне, Миарон, — выдохнула я на прощание.

Стоило перешагнуть порог Мёртвой Комнаты, как я сразу же услышала отчаянный плачь моего несчастного ребёнка.

Я должна унести моего сына как можно дальше отсюда с тем, чтобы… ну, давай же, Одиффэ! Не можешь сказать, так хотя бы додумай это до конца: чтобы бросить его.

Ты должна оборвать последнюю ниточку, связывающую тебя с прошлым, с твоей человечностью, с твоим сердцем. Кстати, совсем не помню — зачем и кому я это задолжала?

Даже для воплощённых демонов в человеческой жизни иногда случается слишком много: нападение крестьян, роды, разлука с Эллоиссентом, угрозы Дик*Кар*Стала, пожар в лесу, жизнь и смерть рядом с Миароном, любовь, похоть, ярость и отчаяние, сменяющие друг друга быстрее, чем успеваешь по-настоящему всё это пережить — всего этого было больше, чем достаточно.

Двуликие! Мне всего девятнадцать, а кажется, я пережила в жизни всё, что только можно.

С трудом переставляя ноги я вошла в комнату к Лейриану, но взять его на руки не смогла — ладони были липкими и нечистыми от спекшейся крови.