Василий Баранов: Хромой бог

— Тебе тоже придется показать нам, какой ты храбрый и стойкий солдат. Готов? — Роман предполагал, будет больно. Не знал, откуда эти знания.

— Всегда готов. — Вот, прямо пионер старых времен. Мальчишки, им бы в Тимура с командой играть, а не в гангстеров.

— Тогда приступим.

Роман отвел пальцы правой руки на несколько сантиметров от спины Алексея, сосредоточился. В этот миг с кончиков пальцев сорвалась яркая голубая искра и ударила в позвонок. Тело Алексея дернулось, изогнулось.

— Ты чем меня?! — Вот те раз, санитар, калеку бить.

— Шаманским бубном. Ложись на спину, закрывай глаза и отдыхай. Скоро сидеть сможешь. Ходить не спеши, голова может закружиться. Упадешь, башку расколешь. — Роман уверен, все получилось.

— Во, здесь ходи, там не ходи. Снег упадет, в башка попадет.

— Так и будет. Делай, как я говорю.

— Посмотрим, что ты накамлал.

— Парни, об одном прошу, ни кому не говорите, что я сделал. Узнают, уволят. Не научные методы. Минздрав не одобрил. Согласований не подписал.

— Спасибо, медбрат. — Парни верят и не верят.

Роман вышел из палаты. Он сам удивлялся тому, что только что совершил. Удивляло его и то, что была ночь. В такое время властвует тьма. Значит, должна быть сильнее темная сторона его существа, смерть. Но гнета тьмы не чувствовал. Не смерть властвовала над ним, а он повелевал ею. Еще не пришел рассвет, не взошла звезда Канопус, при восходе которой поют петухи, разгоняя силы зла. Еще не пропел первый петух. Не говоря о третьем. Он не понимал своей сущности. Роман стоит в больничном коридоре, а где-то рядом или за тысячи километров умирают люди. И это минует прямого контакта с его человеческой сутью. Парадокс. Он здесь и там. Сразу во всех точках. Что-то припомнилось из физики. Частица и волна.

Роман вернулся на пост, где Клава дремала, лежа головой на столе. Роман устроился на стуле, прикрыл глаза. Попытался задремать.

Солнце заливало чернотой все окрест. Безветренная погода. Деревья, трава и кусты словно прислушиваются к дребезжанию маленького автобуса, идущего по выбоинам старой асфальтовой дороги.

— Маша, ты все взяла? Ничего не забыла? — Николай провожал жену в дальний город. Туда, где в госпитале лежал их сын. Дорога, выстланная болью. Выстраданная душой. Сын. Надежда и любовь. Желание понянчить внуков. В один миг все ушло в прошлое. Черная беспросветная дыра.

— Да, все, Коля. Все. Тут помидорчики, огурчики в банках. Сало. Вообще все взяла. — Она волновалась, но хотела казаться уверенной. Она едет к сыну. Она носила его под сердцем, он ее кровинка, как может она не любить. И в радости и в боли.

— А документы? — В сотый раз переспрашивал Николай.

— Взяла, взяла. И деньги взяла. — Она рукой показала на вырез платья на груди, куда спрятала деньги, завязанные в носовой платок и пришпиленные двумя булавками для надежности. — Ты там за курями пригляди, да цветы мои не забудь поливать.

— Погляжу. Ты в вагоне-то хоть маленько поспи. Отдохни. — Он знал эти бессонные ночи, тяжелые вздохи. Когда все уже сказано, прикосновения, не способные остановить поток отчаяния и боли.

— Да, посплю я, посплю. — Мария пытается успокоить мужа. Что беспокоиться о ней. Ее мальчик в беде. Его боль она возьмет на себя. Она — мать.

Он и сам уже несколько ночей не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Слышал, как жена ночь напролет плачет.

— Ты, Маша, не волнуйся. Толик у нас сильный, он выдюжит. Не плачь там. Мы не будем с тобой плакать. Нам надо поддержать его. Слез не показывай. Ему и без нас тяжко. Ты там слезы лить начнешь. — Сам был готов расплакаться. Он бы свои ноги отдал, он свое пожил. Это ж сын его.

— Не буду. Главное, живой. Мы с тобой его поддержим, выходим. Без ног, так без ног. Денег скопим, что продадим. Протезы ему купим. Кровиночка моя. — Слезы текли по щекам.

— Не плачь. Пока живы, будем с ним. Нам сейчас держаться надо.

Автобус подъехал к маленькой железнодорожной станции. Они вышли, вытащили котомки. Расположились возле скамейки.

— Ты мне, Коля, билет возьми. — Ноги у нее отказывали от волнения. Она едет встречать сына. Слышите, сына! Она мать.

— Сейчас, сбегаю.

— Ты мне плацкартный бери, подешевле. Мы обратно с Толиком уж в купейном поедем.

— Ладно.

Он вернулся с билетом. Они присели на скамейке, обнялись, пытаясь поделить одно горе на двоих. Подошел поезд. Николай помог жене забраться в вагон. Подал сумки.

— Давай, езжай. — Старался говорить уверенней. В дальнюю дорогу провожает. Там не просто.