Линн Флевелинг - Луна предателя

«А я слепец, танцующий в темноте». Серегил подумал о последнем приснившемся ему сне: о шарах, образовавших рисунок, о крови, струящейся с клинков. Воспоминание принесло с собой то же могучее чувство убежденности в своей правоте, которое охватило его той ночью. Оно заставило его спину выпрямиться и даже вызвало мимолетную улыбку.

Проходя мимо, это заметила Лхаар-а-Ириэль и подарила Серегилу уничтожающий взгляд.

— Не смейся над меткой, которую носишь, — предостерегла она.

— В этом я тебе клянусь, кирнари, — пообещал Серегил, прижав левую руку к сердцу. — Я приму то, что посылает Светоносный.

Адриэль и Мидри приникли к Серегилу, сопровождая носилки Клиа на обратном пути. Алек охотно уступил им место, но держался поблизости, наблюдая за Серегилом с растущим беспокойством.

Тот кутался в одолженный ему плащ, словно сейчас была зима. Насколько Алек мог судить, все чувства друга поглотила бесконечная растерянность.

Ну, по крайней мере это лучше, чем беспросветное отчаяние. Как только они оказались в главном зале, вдали от любопытных глаз, Клиа поманила Серегила к себе и что-то ему прошептала. Она плакала. Серегил опустился на колени рядом с носилками, склонившись к принцессе, чтобы разобрать ее слова.

— Все в порядке, — сказал он ей.

— Как ты можешь так говорить? — сердито воскликнула Мидри. — Ты же слышал Бритира: была надежда, что со временем твое изгнание кончится.

Серегил с трудом поднялся на ноги и двинулся к лестнице.

— Потом поговорим, Мидри. Я устал.

— Побудь с ним, — пробормотал Теро, но Алек и так уже направился за другом.

Они медленно поднялись в свою комнату; Алек шел на несколько шагов позади. Ему хотелось поддержать Серегила, но что-то его удерживало. Войдя в комнату, тот поспешно сбросил одежду и нырнул под одеяло. Уснул он мгновенно.

Алек постоял у постели, прислушиваясь к тихому ровному дыханию и гадая, что заставило Серегила уснуть — полное изнеможение или абсолютная безнадежность. Что бы это ни было, решил юноша, сон — лучшее сейчас лекарство. Сбросив сапоги, он прилег рядом с другом и обнял его поверх одеяла; Серегил только что-то пробормотал во сне.

Когда Алек открыл глаза, в комнате, к его удивлению, было уже почти темно, а вторая половина постели пустовала. Он испуганно подскочил, но тут услышал знакомый смех откуда-то из теней у камина. Высокая фигура поднялась из кресла; Серегил зажег свечу от тлеющих углей.

— Мне не хотелось тебя будить, — сказал он, присаживаясь на край постели. Серегил был одет в коричневый кафтан и штаны и, к облегчению Алека, улыбался. Это была настоящая улыбка, теплая и жизнерадостная. — Тебе пришлось тяжелее, чем мне, тали, — сказал он, взъерошив волосы Алека.

— Ты на это и рассчитывал, когда решил вернуться? — Алек сел на кровати и внимательно посмотрел в лицо Серегила, ища признаки безумия. Как может он быть таким спокойным?

— Ну, теперь, по размышлении, я полагаю, что все могло бы кончиться и лучше, чем я тогда ожидал. Ты же слышал, что они говорили. Теперь я здесь чужестранец.

— И это тебя не огорчает? Серегил пожал плечами.

— Я ведь уже давно на самом деле не ауренфэйе. Лиасидра и руиауро — они сделали меня яшел кхи, когда выслали таким молодым. Просто все эти годы я цеплялся за прошлое. Помнишь, что я сказал тебе, когда наконец решился рассказать, что ты наполовину ауренфэйе, а ты сокрушался, что не знаешь, кто ты такой? Помнишь, что я сказал тебе тогда?

— Нет.

— Я сказал тебе, что ты тот же самый человек, которым всегда был.

— А ты всегда был яшел кхи?

— Может быть. Здесь я никогда не был вполне на месте.

— Тогда ты не так уж и жалеешь, что не можешь сюда вернуться?

— Ах, разве ты не понимаешь? Я больше не изгнанник. Бритир все это изменил. Я теперь один из вас и могу отправляться туда же, куда можете вы.

— Значит, если они откроют Гедре…

— Именно. И когда они одумаются и отменят Эдикт, что, не сомневаюсь, скоро случится, я смогу путешествовать где угодно. Я свободен, Алек. Я сам сделаю себе имя, и никто больше не может назвать меня изгнанником.

Алек скептически посмотрел на друга.

— И ты знал, что все так и случится, — еще там, в горах? Уголок губ Серегила поднялся в знакомой кривой усмешке.

— Ничего подобного.

Убедить других оказалось труднее. Клиа и Адриэль плакали. Мидри хранила мрачное молчание. В глубине сердца Серегил тоже испытывал сомнения, но его поддерживали слова руиауро; «Танцуй свой танец».