Татьяна Богатырева - Весенние соблазны

— Холодно!

— Извини. Сейчас согрею, — и прижался ко мне, обволакивая своим теплом.

— М-м-м, — промычал, ведя носом по моей безвольно открытой шее. — Как же ты пахнешь!

— Ка-ак?

— Как женщина, которая должна стать моей навсегда.

Я задохнулась от важности его слов, от обещания, звучащего в них, от намека на что-то большее, о чем ни он, ни я не говорили пока вслух. Ну и еще, конечно, от того, что Арсений крутанул вентиль на стене и обрушил на нас поток ледяной воды, одновременно сдирая с меня полотенце и выбрасывая его в общий коридор.

— Зачем оно? — удивился наигранно и, хмыкнув, пояснил:

— Намокнет же.

Вот тут я и сделала первую стратегическую ошибку: заглянула ему в глаза, сразу же нырнув в уже знакомую кофейную бездну, жаркую, как ночи на побережье, когда галька впивается в пятки круглым боком, а морская волна с удовольствием облизывает твои колени, обещая все мыслимые наслаждения ночного заплыва.

Ну, если бы я когда-то бывала на ночном берегу, то это все обязательно выглядело бы именно так. Сейчас же, у края бездны, обещающей наслаждение, я отшатнулась, испуганно вскинув руки к груди, чтобы закрыться от пронзительного мужского взгляда.

Арсений гулко сглотнул и прохрипел:

— Поздно.

— Что? — пятиться было некуда, поэтому я просто отвела глаза, сгорая от внезапно накатившего стыда и страха.

— Я уже все рассмотрел, — он с усилием отвел мою правую руку и прижал ее к стене у моей головы. — И в первую очередь… — симметрично правой легла левая рука, — это.

Северов слегка наклонил голову, и я поняла, что он смотрит на мою грудь, на сжавшиеся в ожидании ласки ореолы и на бесстыдно заострившиеся соски.

— С ума сойти, до чего красиво!

Он оторвался от созерцания явного свидетельства моего возбуждения и посмотрел мне в глаза. Внезапно оказалось, что во рту у меня пересохло, а сама я трясусь, словно лишенный вожделенной дозы наркоман, и едва ворочая языком, скриплю песком в голосе:

— Просто вода холодная.

— Я так и понял, — слишком торопливо согласился он. — Не двигайся.

Правая рука парня выпустила из своего плена мое левое запястье и ушла в сторону, чтобы подкорректировать температуру воды (хотя мне, откровенно говоря, и без того уже давно было очень и очень жарко), а затем вернулась, скользнув кончиками пальцев под грудью. Так нежно и одновременно так жарко. С ума сойти! Я неосознанно прогнулась, мечтая о том, чтобы пальцы скользнули немного выше, уже почти готовая признать свое поражение. Давно готовая…

— Я же не велел тебе двигаться, — прохрипел Арсений у моего уха и, словно в наказание, прикусил мочку, от чего мои ноги немедленно стали ватными, а руки опустились на смуглые плечи.

— Прости, — просипела я и кашлянула в попытке вернуть голосу прежний тембр. Какое там! Я в следующий момент, по-моему, вообще лишилась голоса, потому что парень поднес мою руку к своему лицу и, закрыв глаза, поцеловал ладонь, голубую жилку на запястье, пощекотал языком кожу на локтевом сгибе. Подумать только, как много, оказывается, можно получить удовольствия, когда кто-то целует тебе руки… Нет, не кто-то. С какой-то самоубийственной ясностью я вдруг поняла: не кто-то, а именно он, только он.

— Арсений, — скорее выдохнула, чем произнесла, — Сеня…

Он поцеловал мое плечо, а затем снова заглянул в глаза, и столько в его взгляде было откровенного нетерпения, столько обнаженного желания и такого обжигающего ожидания, что я не выдержала и совершила вторую ошибку за вечер. Я набрала полную грудь воздуха, и безропотно повторила движение мужских губ напротив:

— Я так тебя хочу.

Он замер, словно не веря, наклонился, чтобы вслушаться в шепот, почти не слышимый за шумом воды:

— Пожалуйста.

— Оля! — он обхватил меня за талию, вжимая в себя, торопясь поделиться со мною своей страстной жаждой, поднимая над полом до тех пор, пока моя грудь не оказалась на уровне его рта.

— Хочу попробовать, — прохрипел Арсений, и теперь его дыхание показалось мне прохладным — настолько раскалилась моя кожа, — какая ты на вкус.

Он медленно облизал мой сосок, который своим окаменевшим видом буквально умолял об этой ласке, а затем нетерпеливо втянул его в рот, прижимая языком и хрипло постанывая от удовольствия.

— Везде, — мурлыкнул он, проводя языком по ложбинке между моими грудями, чертя дорожку ко второму соску, — везде.

Молочный пар в душевой вдруг стал густым, каждый вдох давался с трудом, легкие болезненно раздавались, втягивая влажный воздух и совершенно не насыщая кровь кислородом. Именно поэтому, наверное, темнеет в глазах. Поэтому голова идет кругом, поэтому, а не из-за того, что вытворяет с моей грудью этот бесстыдный рот.