Алана Инош - Слепые души

Подплан 2

Не знаю, что видели люди снаружи, но внутри вся отделка здания была погублена: плитка потрескалась и осыпалась, двери были выворочены с петель, перила лестниц во многих местах перерублены — всё это безобразие учинили мы с Якушевым во время нашего поединка. Я во многих местах задела его, но его раны мгновенно заживали, а вот мои ужасно болели и кровоточили.

— Тебе не под силу меня одолеть! — кричал он. — Не волнуйся, скоро ты увидишься со своими родителями и Альбиной… И ты будешь смотреть на их страдания — вот какая мука тебя ожидает!

Я не сдавалась. Не знаю, откуда у меня было умение биться мечом: мои руки как будто знали это всегда. Внезапно страшная боль в пояснице подкосила меня, хотя удара туда я не получала; по торжествующему смеху Якушева я поняла, что это был его козырь в рукаве…

— Зря ты тогда не стала долечиваться, дорогая Настя! Ты пожалела денег за мои сеансы… Следовало тогда раскошелиться, потому что сейчас это тебе гораздо дороже обойдётся. У тебя есть слабое место, твоя ахиллесова пята, и она сослужит тебе плохую службу!

Свет… Свет, наполни меня, защити меня. Я — Асахель, но, кажется, я разучилась быть ею.

Он занёс надо мной меч, а я не могу разогнуться.

Помоги мне, Господи!

Крылья завибрировали и начали наполняться теплом, которое растекалось по всему телу. Как бабочка, только что вышедшая из куколки, перед своим первым полётом расправляет и греет крылышки на солнце, так и я впитывала живительный и благодатный Свет… Свет, для которого не было преград. Внезапно боль опустила, и в самую последнюю секунду я ушла от меча. Удар, предназначавшийся мне, был такой силы, что клинок глубоко вонзился в пол, и Якушев не сразу смог его вытащить. Этого мне было достаточно, чтобы одним точным ударом снести ему голову. Его тело, тем не менее, продолжало двигаться, ища меня на ощупь, а откатившаяся к стене голова жутким голосом крикнула:

— Тебе не убить меня!

— Это мы ещё посмотрим, — сказала я.

С отделённой от туловища головой он был уже не так силён, и я, взяв его голову за волосы, подняла её и заглянула в её красные глаза.

— Убить тебя я вряд ли смогу, но вот изгнать тебя можно.

На меня смотрели добрые глаза доктора Андрея Фёдоровича, полные слёз.

— Я любил тебя, Настя, — сказал он чуть слышно. — А ты не дала мне шанса… За что ты так со мной?

Поверите ли, но это чуть не сработало. Хоть в моей руке и был меч, но в груди у меня было сердце женщины, которое можно было тронуть, сыграв на нужных струнках, а он это умел как никто другой. Цепляясь за соломинку, пытаясь использовать свой последний шанс, он подобрался к моему сердцу очень, очень близко… Но растопить его всё же не смог.

— Ты убил моего отца, — сказала я, проглотив солёный ком в горле. — И Алю. И ты мучаешь многих людей. Думаешь, я поверю в то, что ты способен любить? Не смеши меня.

— Имей хотя бы милосердие, — глухо прошептала голова. — Ведь это твоё главное качество… Добей меня. Ещё один удар — и мне конец.

— Э, нет, — усмехнулась я. — Я на эту уловку не куплюсь. От второго удара ты, пожалуй, встанешь, и все мои усилия пойдут прахом. Я лучше сделаю вот что.

Положив голову на пол, я сосредоточилась на свете в своей груди. Он скапливался там, распирал меня изнутри, обжигал и рвался наружу, и как только он достиг нужной для удара плотности, я выпустила из груди яркий, гневный и беспощадный луч.

Глаза Якушева вылезли из орбит, рот оскалился, всё его лицо почернело и вздулось, исказившись до неузнаваемости, но он ещё цеплялся за этот мир, сверля меня взглядом выпученных глаз.

— Не в твоей власти изгонять меня, — прохрипел он.

— Ошибаешься, это в её власти, — прозвучал у меня за плечом повелительный и спокойный голос.

Вздувшись ещё больше, голова прорычала:

— Я ещё вернусь…

— Это вряд ли, — сказала я.

Бах! — голова лопнула, рассыпавшись светящимися брызгами, которые через мгновение растаяли без следа. Спустя секунду то же самое стало и с телом, и от Якушева в этом мире ничего не осталось.

Только теперь я почувствовала, что изнемогаю от ран, и осела на пол. Этот последний световой удар забрал все мои силы. Всё тело ужасно саднило, голова плыла, меня подташнивало. Держа меч на колене, я гладила его усталыми пальцами и ласкала туманящимся взглядом, как старого любимого друга. Великолепное оружие вибрировало под ладонью, как живое, откликаясь на мою нежность. Клинок зеркально сиял, отражая в себе немеркнущий небесный свет и картины наших с ним совместных дел, а звёзды на его рукояти ласково мерцали, как глаза любящего человека. Карающий Свет… Как же давно мы не виделись и не сражались вместе. Как много всего мы с ним пережили, но всё это уже ушло за густую туманную завесу времени — так далеко, что казалось нереальным. А сейчас мне мерещилось, что я существовала в четырёх ипостасях: здесь, вне времени и пространства, с мечом; в том сне, с копьём и закованная в доспехи; в непонятно где находящемся настоящем, как Настя Головина; в головокружительно давнем и гулком прошлом, как Асахель. Странное это было ощущение — даже не раздвоения, а расчетверения, удивительное и непривычное, но на всех этих планах я жила и действовала автономно.