Алана Инош - Слепые души

Когда вышеназванная машина, сверкая на солнце, остановилась возле магазина, из которого я выходила с полным пакетом продуктов, я поначалу не придала этому значения, потому что не знала, кто был за рулём. Я спокойно спустилась с крыльца, собираясь по приходе домой приняться за приготовление обеда, но домой попасть мне было суждено несколько позднее, чем я планировала. Из-за опущенного стекла дверцы чёрного сверкающего джипа послышался холодный и властный женский голос:

— Голубушка, подойди-ка сюда!

Я не сразу поняла, что обращались ко мне, и сделала ещё пару шагов в направлении своего дома, но тот же голос повторил:

— Деточка, ты что, глухая? Я к тебе обращаюсь!

Я остановилась и посмотрела в сторону источника этого неприятного голоса, от которого у меня разом сжались кишки. В первую секунду я впала в когнитивный диссонанс: голос был как будто женский, но за рулём джипа сидел, как мне показалось, мужчина. Короткая стрижка, чёрный пиджак мужского покроя, отсутствие косметики — всё это ввело меня в заблуждение, но потом, приглядевшись, я поняла, что передо мной всё-таки женщина. На вид ей было лет сорок, и её короткие волосы серебрились обильной проседью, несмотря на ещё довольно свежую и гладкую кожу лица. Встретившись с её взглядом, умным и ясным, но жёстким и холодным, я пробормотала:

— Вы это… мне?

— Тебе, тебе, — подтвердила она и кивнула на сиденье рядом с водительским. — Садись.

Я оторопела.

— Простите… Но с какой стати я должна к вам садиться? Я вас не знаю.

— С такой, что у меня к тебе разговор, — ответила обладательница неприятного голоса и стального взгляда. — Будем знакомы: Диана Несторовна Риберт.

— А, — дошло до меня. — Вы сестра Али?

— Она самая, — ответила она. — Садись, не бойся. Похищать тебя я не собираюсь. Поговорить надо, вот и всё.

Женственностью и изяществом Диана Несторовна не отличалась. Хотя толстой её назвать было нельзя — хорошо сшитый костюм успешно скрывал недостатки её телосложения, — но похвастаться теми великолепными пропорциями, какими обладала Альбина, она не могла. Приличествующий для женщины минимум волос, оставленный на её голове ножницами парикмахера, был полон седины, но такой цвет, как ни странно, даже шёл ей. Её лицо также не блистало красотой: его черты были грубоватыми, подбородок тяжеловат для женщины, между тёмными мрачноватыми бровями от привычки хмуриться пролегли суровые складки, и единственным украшением на нём были потрясающие глаза — большие, светло-серые, ясные, с чёрными от природы и не тронутыми тушью густыми ресницами. Хоть они смотрели на меня холодно и испытующе, но я каким-то непонятным для себя образом вдруг поняла, что передо мной, в сущности, хороший человек, только отчего-то враждебно ко мне настроенный. На тыльной стороне её лежащей на руле руки я заметила какое-то высыпание наподобие экземы.

— Не буду ходить вокруг да около, — сказала Диана Несторовна. — Мне известно, что уже около месяца ты встречаешься с Альбиной. В сущности, с кем встречаться — это её личное дело, но она в силу своей доверчивости не всегда умеет распознавать истинную суть людей. Отсутствие зрения тоже играет в этом не последнюю роль. Она сейчас слепая вдвойне: и в прямом смысле, и в переносном. Она всё твердит, какой ты ангел, какое ты чудо — словом, влюблена по уши. Уж не знаю, чем ты её очаровала, какими такими достоинствами… — Диана Несторовна усмехнулась, окинув меня неприятным, оценивающим взглядом, в котором отразилось презрение. — С виду ты девчонка так себе. Впрочем, для Альбины внешность, как ты понимаешь, стоит на последнем месте… Может, ты обладаешь какими-то интимными качествами?

От неё исходил такой мощный поток враждебности, взгляд обдавал таким холодом, что мне стало очень и очень не по себе, и это даже мягко сказано. А что касается её голоса, то я выразилась неточно, назвав его неприятным. Неприятен он был лишь в той степени, в какой может быть неприятна для тела ледяная вода; подобно воде же, он был чистым и звучным, чем-то он даже напоминал голос Альбины, но в нём как будто перезванивались, стукаясь друг о друга, ледышки. Слегка ошарашенная её «наездом», я прижимала к себе пакет с продуктами, и он при этом шуршал. Поморщившись, Диана Несторовна не сказала, а скорее приказала:

— Поставь свой пакет на заднее сиденье и не шурши! Раздражает.

Я не посмела ослушаться и поставила пакет на заднее сиденье, а сама вдруг подумала: а отчего её так раздражает шуршание пакета и отчего она так морщится, как будто у неё что-то болит? Потирая пальцами нахмуренный лоб, она сказала: