Дмитрий Баринов (Дудко) - Ардагаст, царь росов

Принёс Ардагаст жертвы и своему деду, отцу и дяде. Их тела после битвы подобрали, сожгли и погребли в одном из сколотских курганов Экзампейские жрецы. Те самые, что так и не вмешались в битву, не желая помогать потомку Яромира и сарматскому наместнику — Властимиру.

Тем временем Саузард с Андаком в пику царю принесли у Экзампея богатые жертвы Саузарин, созвав на приношение многих князей. Лишь в само древнее святилище никто не смел войти. Если же и замечали дым или огонь в проходах между валами, то говорили, что это служат богам призраки погибших авхатов.

А в месяце грудне [20] Грудень — ноябрь (слав.). , когда выпал снег и замёрзли реки, царь объявил сбор войску у Перепетова кургана. К тому времени Ардагаст уже собрал себе дружину из тех, кто пришёл с ним с востока, и лучших бойцов росов. Придирчиво отбирая их, царь не смотрел ни на знатность, ни на богатство. Свои дружины и родовые ополчения привели князья. И впервые в поход за данью пошла вместе с сарматами пешая венедская рать.

Часть войска Ардагаст поставил беречь коренные земли на Днепре и Тясмине, поручив её Ардабуру. Остальная рать выступила на запад, по водоразделу Припяти и Буга. Достигнув Случи, войско повернуло вдоль реки на север. Слева, за белой гладью реки, кое-где виднелись крытые соломой мазанки словен — западных венедов. Справа стеной вставал угрюмый дремучий Чёртов лес.

Венеды, что пошли за Ардагастом, были полянами. Они лишь недавно, да и то не все, были оттеснены Сауаспом на окраину леса. О лесе и его обитателях они привыкли судить с опаской и пренебрежением, словно о нечистой силе. Вечерами у костров слышались разговоры:

— Лесовики, они сами вроде зверей лесных. Здесь вот прежде нуры жили, так они все волколаки, каждый хоть на два дня в году волком оборачивается. Их отсюда литвины за Припять прогнали.

— И живут лесовики по-скотски, звериным обычаем. Едят всё нечистое, голядь [21] Голядь (галиндва) — балтийское племя, населявшее верховья Днепра, Десны и Оки. , та и вовсе людей ест. И браков у них не бывает, только умыкают девок у воды или на игрище. И лаются срамными словами, в душу и в мать, перед отцами и перед снохами.

— А молятся всякой нечисти: лешим, и чертям, и упырям.

— Какие же тут упыри, если лесовики покойников всегда сжигают?

— Жили здесь ещё до венедов дикие люди, что каменными топорами рубились, а мёртвых в каменные домовины клали. Да и сейчас пропадёт кто в лесу — с дерева упадёт, или в болоте утонет, или зверь разорвёт, а тела не найдут, вот и готов упырь. А то ещё злого колдуна ученики его похоронят в неведомом нечистом месте, и неси потом жертвы для их учителя, чтобы не явился.

— Ничего! Покажем им, чьи боги сильней!

Подсаживались к кострам сарматы, подхватывали:

— Побьём лесных медведей! Они плохие воины: ни панцирей, ни кольчуг, ни коней хороших. Вся их война — в болотах прятаться. А сейчас зима, болота замёрзли. Со всех дань возьмём, а кто не даст — переловим арканами и грекам продадим. Так делал Черноконный!

Появлялся у костров и Андак, обычно свысока смотревший на венедов, и принимался хвастать своими подвигами в походах на лесовиков. А лес, тёмный, загадочный, слушал пришельцев и временами отзывался: рёвом, треском, хохотом. Кто следил, кто шумел — люди, звери, духи?

Над бескрайней заснеженной чащобой поднималась гора. На её безлесной вершине возвышался мёртвый ствол, обуглившийся от удара молнии и превращённый рукой человека в идола — трёхликого, клыкастого. Возле идола на трёх валунах лежала каменная плита, красно-бурая от засохшей крови. А вокруг на кольях белели человеческие и звериные черепа, и среди них — светловолосая голова мальчика лет семи. Вороны даже не успели выклевать глаз и теперь злорадно каркали: мол, здесь служители Чёрного бога, никуда не делись. Рука Ардагаста стиснула золотую рукоять меча.

— Чья работа?

— Потвора, стерва косоглазая, больше некому! — ответила русоволосая женщина с красивым, смелым лицом. — Не будь я Милана, прирождённая ведьма. А мальчонка по-словенски стрижен. Здесь уже никто своих на жертву не даёт, так она за рекой похитила.

Стоявший рядом белокурый великан в рогатом шлеме сжал кулак:

— Как волчица! У нас, готов, закон: кто убивает не на войне и не в поединке, тот волк, его ловят и вешают, как волка, в жертву Одину.

— Сыскать лиходейку и повесить! А тело сжечь, чтобы не появилась ещё одна упырица, — отрывисто приказал Ардагаст. — Займись этим ты, Сигвульф.