Дмитрий Баринов (Дудко) - Ардагаст, царь росов

— И кто же назовёт такого царя, угодного людям, предкам и богам — ты, жрец? А вдруг ошибёшься? — с издёвкой ухмыльнулся Андак.

— Его назовут боги. Дорогу волхву Вышате, хранителю Огненной Чаши Колаксая!

Люди у реки расступились, пропуская всадника в белом плаще, высоко поднимавшего золотую чашу. Два жреца спокойно и величаво подъехали навстречу друг другу, и сармат принял чашу у венеда. На чаше было изображено дерево с птицей на нём. Слева от него лев нападал на оленя, а справа барс терзал кабана. Авхафарн заговорил, держа чашу перед собой:

— На чаше — два великих бога: Солнце и Гром, лев и барс, правда и мужество. А ещё их мать — Апи, великая богиня. Она — Мировое Дерево и птица на нём. Лишь самый правдивый и отважный в племени, и потому достойный царства, может взять эту чашу, скованную из солнечного огня. Подходите же, кто желает царствовать над этой землёй!

Он поставил чашу на вал святилища и отъехал назад. И тут же крылатый архар золотым метеором метнулся с неба и скрылся в чаще. А из чаши вдруг вырвалось и охватило её со всех сторон чистое золотистое пламя. В его колеблющихся языках можно было разглядеть рогатую голову и крылья солнечного зверя.

Первой к чаше с гордо поднятой головой подъехала Саузард. Ей не было дела до сколотских святынь, но она не сомневалась: царства достойна только она, старшая дочь царя. Склонившись с седла, царевна протянула руки к чаше, но пламя заполыхало ещё сильнее. Трижды пыталась она взять чашу и лишь обожгла руки. Но ни разу крик не сорвался с уст гордой дочери Сауаспа.

Андак бросился было перевязывать ей руки, но она прошипела:

— С этим и рабыня справится! А ты скорее к чаше! Конечно, боги хотят тебя: ты мужчина и зять царя.

Царский зять рук не обжёг: убедившись, что золотое пламя перед ним не отступает, он лишь с досадой хлопнул себя по бедру и отъехал прочь.

И тогда к валу подъехал Ардагаст. Спешился, поклонился чаше, с почтительной осторожностью, но уверенно ввёл обе руки в пламя и поднял пылающий сосуд над собой. В тот же миг золоторогий олень и крылатый волк слетели с неба и, на лету уменьшившись в размерах, вслед за архаром скрылись в чаще. Под громовые крики толпы: «Царь Ардагаст! Ардагаст-Колаксай!» — Зореславич с огненной чашей в руке объехал святилище по ходу солнца и затем вручил её Вышате, а тот — Авхафарну. Отныне у главной святыни царства было два хранителя, и никто не посмел сказать, что его племя унижено этим.

Люди с правого берега повалили на левый, смешались с росами. Соседи и приятели радостно хлопали друг друга по плечам и вместе славили нового царя двух народов. Ларишка при всех расцеловалась с мужем. Андак с опущенной головой слушал насмешки. Дядя Ардабур, дожевав яблоко, запустил огрызком — нет, не в зятя прежнего царя и троюродного брата нынешнего, а точно в землю перед копытами его коня. А дочерью Сауаспа уже овладела дикая, слепая ярость хищницы, у которой из когтей рвут добычу. Заглушая шум толпы, над собранием разнёсся громкий, пронзительный, полный ненависти голос Чернозлобной:

— Ардагаст, убийца родичей! Царь ты или нет, я вызываю тебя на бой!

В руках царевны разом сверкнули меч и акинак. Лицо Ардагаста исказила досада. Меньше всего ему хотелось начинать царствование с убийства двоюродной сестры. Но тут дорогу разъярённой воительнице преградила Ларишка:

— Стой, Саузард! Прежде чем сражаться с мужчиной и царём, попробуй победить меня, женщину!

Длинный меч скрестился с кривой махайрой, со звоном высекая искры. Тохарка легко и умело отражала бешеный натиск противницы. Каждый удар отзывался болью в обожжённой руке Саузард, но царевна, сжав зубы, не издавала ни единого крика. Длинные тёмные волосы обеих всадниц метались в воздухе, словно две чернокрылые птицы бросались друг на друга. Меч сарматки несколько раз соскальзывал со шлема Ларишки, а стальное жало акинака едва задевало кольчугу, всякий раз встречаясь с акинаком тохарки.

Вдруг царевна, сделав ложный выпад акинаком, вонзила его в шею коню Ларишки. С предсмертным хрипом конь упал, придавив ногу своей хозяйке. Чёрные глаза Саузард загорелись, как у хищной птицы, настигшей добычу, крылья ястребиного носа напряглись. Длинный клинок обрушился на тохарку. Но та успела перехватить его, как клещами, махайрой и акинаком, и вывернуть из руки противницы. Та соскочила наземь с одним акинаком в руке, но Ларишка уже выбралась из-под тела коня и нанесла такой удар махайрой, что шлем сарматки прогнулся и треснул, а она сама рухнула в траву без сознания.