Андрей Дмитрук - Сувер

Шествие змеёй вилось по дороге между холмом и градом, когда подруга Агны, Сарама, дочь Питара, шагавшая рядом с новобрачной, вдруг будто споткнулась — и, указав куда-то в небо над пёстро-чешуйчатыми маковками, удивлённо сказала:

— Глянь-ка, летит!..

Сарама славилась остротой глаз, но вскоре заметили и другие: из безоблачной выси, оставляя длинную реку дыма, по кривой снижалось нечто летящее.

«Солнцебог возвращается», — пронёсся радостный ропот. «Вернулся, батюшка, по обету!..» Шедшие смешались, немало людей рассыпалось по лугу, чтобы свободнее видеть. Кто-то заголосил восторженно, другие запели гимн Сурину. Зверуны едва удерживали перепуганных медведей.

Однако спускалась с неба вовсе не лебедица с восседающим на ней Гопалой. Досчитать до тридцати не успели бы — стал хорошо виден воздушный корабль. Впрочем, он мало походил на парусники суверов. Массивный, с закруглённым дном, корабль был обшит железными листами и расчерчен рядами заклёпок. Небольшое строение виднелось на палубе, за ним пара чугунных труб извергала копотный дым. Крылья походили на плоские крыши амбаров: на их передних краях дрожали два призрачных круга. И, вовсе отличая это судно от водяных, четыре тележных колеса были укреплены на осях под его длинным брюхом.

Снижаясь, корабль всё громче пыхтел, из бортов выдыхая струи пара, гудел и стучал заполошно, словно мельница, чьи крылья вертит буря.

Ужас охватил гопаларцев. По дороге и по полям народ бросился ко граду. Медведи вырвались у поводырей и бежали с зычным рёвом, опрокидывая встречных. Оружия ни у кого не было, суверы давно не воевали между собой, а о вторжениях с моря говорили самые ветхие летописи.

Перед лицом угрозы, быть может нечеловеческой, вновь первенство обрели гопаланы. Все трое, в белых одеяниях, с развеваемыми ветром бородами и волосами, остались стоять, наблюдая за кораблём. К священникам, дабы не потерять достоинство, присоединились Ратхай и Питар; затем подтянулись прочие вечевые старцы и главы ремесленных братств. Кое-кто надеялся на свои кулаки да на засапожный нож, прочие верили в духовную силу гопаланов.

Летун тем временем снизился, описывая сужающиеся круги (дым рисовал в воздухе лохматую спираль), — и, наконец, помчался по наклонной прямой к пашне. Коснувшись её, некоторое время катился на своих колёсах; тяжело, с громыханием, подпрыгивал на бороздах. Наконец, застопорил возле дороги, почти напротив ожидавших его знатных градчан. Из-под кормы обильно потёк белый пар, заклубился, окутывая судно. Теперь видно стало, что круги образованы бешеным вращением гнутых пластин на оси, и вращение это замедлялось.

С неким, почти смешным куриным кудахтаньем пластины остановились. Стихли гудение и стук. Со скрежетом и лязгом отвалилась от борта дверь, и вниз поползла железная лестница.

Тьма едва отступила от Альдланда и его бессонной столицы, когда в недрах Дома Всевидящих Глаз застрочила машина связи, на бумажном выползающем листе печатая паучьи знаки.

Панель машины моргала сотнями огней, в круглых рамах дрожали стрелки датчиков. Сидя за столом, в фокусе дуговидной панели, дежурный министер-связист вынимал лист из печатающего устройства, пока ряды знаков не оборвались. Тогда лист был положен в упругий, негнущийся конверт с эмблемой Шести.

Покончив с этим, дежурный встал. В свете квадратных плафонов сверкнули серебряные нашивки на свинцово-сером кителе. Достав ключ, прикреплённый на цепочке к поясу, министер отпер ящик стола, вынул оттуда печать с иероглифом заклятия и шлёпнул её на конверт. Оттиск сначала полыхнул воспалённым светом, затем почернел. Теперь любой посторонний, пытаясь вскрыть или разорвать конверт, мгновенно потеряет сознание.

Затем печать спрятали, ящик заперли, а ключ вернули под китель. Сунув конверт во внутренний карман и надев серую каскетку с кокардой, связист вышел из аппаратной.

По соседству, в классной комнате, напарник обучал совсем юного стажёра заклинаниям для меняющихся текстов. Особо секретные сообщения приходили в виде совершенно пустых рассказов о природе и погоде либо даже полной бессмыслицы; тогда лишь определённые, сказанные вслух фразы могли спугнуть охранную ларву. Тем самым снималось искажение и делался ясен подлинный смысл написанного.

Привычным вторым зрением министер увидел нечто мохнатое, с ежа величиной; торчком поставив шерсть и выпучив водянистые глаза, оно сидело на столе, на отпечатанной странице. Но вот напарник окончил говорить нараспев, сделал жест изгнания — и тварь, послушно скакнув в сторону, растаяла посреди прыжка. Ещё один текст был свободен от охраны. Однако, призванная другими словами и обратным движением руки учителя, ларва вернулась. Стажёр послушно и неуклюже пытался повторить заклинание. Увидев дежурного, он вскочил, щёлкнул каблуками и вытянулся.