Андрей Прусаков - Печать ворона

Очнувшись, Иван с удивлением увидел, что уже вечер, а за окном заметно потемнело. Видения были столь ярки, что Иван боялся их. Боялся и любил. В них он чувствовал то, что перестали чувствовать мураши, захватившие землю и счи-тающие себя хозяевами мира, но по сути бывшие рабами муравейников. Чувство полета прошло, шум ветра сменился разговором соседей, а прохладный вечерний воздух — душным вагонным.

На столе пустые стаканы с ложками, значит, чай уже подавали. Проворонил. Придется идти к проводнику и просить стакан. Иван повернулся к соседу:

— Разрешите пройти? — тот угрюмо подвинулся. «Обиделся», — подумал Иван. Он вышел в проход и двинулся за чаем. «Хорошо, что верхняя полка, — думал Иван, набирая кипяток. — Самое лучшее место. Ты никому не мешаешь, и тебе никто». Попив чаю, он разобрал постель и лег. В вагоне окончательно стемнело, и вклю-чился тусклый желтый свет. У Ивана была газета, но читать при таком освещении было трудно, и он закрыл глаза.

И вся жизнь показалась невероятным, чудовищным театром абсурда. Почему другие люди живут и не мучаются? Почему у них все просто: работа, дом, жена, дети, телевизор, карты в поезде. Чем они лучше него? Почему каждый день я должен бороться, каждый день думать, не дал ли пищи воронам, следить за по-ступками и мыслями?! Даже думать нельзя спокойно. Это сводит меня с ума! Но ведь можно освободиться, и передать дар! Но кому? Как Александр Евгеньевич был прав, Иван почувствовал в доме Воронова. Таким, как Кир, передавать дар нельзя, а Вадим Сергеевич едва не вырвал его силой. Тогда кому? Этому белорусу с носом, похожим на сплющенную бульбу? Он допивал с рыжим бутылку, и его добродушное лицо линяло, обнажая жадный и циничный мирок. Этому? Нет. Или рыжему? Ничем не лучше. Отдать дар врагу значило погубить себя и других, от-дать другу — погубить друга…

Наконец, Иван заснул, но впервые в поезде ему спалось плохо, и стук колес не убаюкивал, а жестким ритмом стучал в ушах, отсчитывая секунды до неизвестности.

Проводник отдал билет. Иван продолжал смотреть в окно, где за немытыми стеклами медленно проплывали пригороды Бреста. «Древний город, древнее, чем Москва, — думал Иван. — И земля здесь славная. И пропитана кровью до корней деревьев. Этими лесами и болотами владели многие канувшие в Лету племена. Здесь жили кривичи, приходили литовцы и поляки, вторгались немецкие рыцари… Кровь лилась здесь из века в век, сколько людей сгинуло в этих непролазных ча-щах, сколько нашло смерть в гиблой трясине…» Иван знал, чуял: вороны жили здесь и тогда, потому что тут всегда была им пища.

Рельсы тянулись, сплетаясь в хитрые узлы, сходились и расходились, воз-вещая скорое прибытие. Иван убрал продукты в сумку, скатал постель в огромный валик, закинул его наверх, оделся и приготовился к выходу. Соседей уже не было, видно, сошли по дороге, ночью, в Минске или Витебске. До конечной ехали не все.

В первый раз он прибыл сюда нежданным и непрошеным. Некому было его встречать, и Иван не знал, где будет спать этой ночью.

Пригородный вокзал располагался близко — надо лишь пройти через под-земный переход. Иван поменял сотню на пару тысяч «зайчиков» и купил у во-кзального торговца лимонада — день обещал быть жарким. Уже сейчас, в десять, чувствовалось горячее дыхание лета.

Он прошел через переход, оказавшись в зале ожидания. Вот и расписание электричек… Иван посмотрел на часы: до ближайшей в его направлении остава-лось меньше получаса. Просто здорово. В гулком старинном зале сидеть не хоте-лось, он вышел на улицу, нашел нужную платформу и уселся на деревянной ска-меечке. Рядом автобусная остановка, и Иван знал: если сесть на восемнадцатый, приедешь к Брестской крепости, где он бывал не раз. Мимо сновал народ, смеялись дети, откуда-то раздался гудок. Пахло смолеными шпалами и нагретым металлом. Иван посмотрел на часы: еще рано. Взгляд прошелся по куполу вокзала, задержался на высоченном шпиле, расслабленно скользнул по кронам деревьев, а потом он увидел птицу, наблюдавшую за ним с крыши ларька.

Сердце екнуло, прежде чем мозг рассудил, что бояться нечего. По крайней мере здесь и сейчас. Иван вгляделся в птицу и приказал ей убраться. Ворон встрепенулся, неохотно качнул крыльями и взлетел.

Прибыла электричка. Иван поднялся в вагон и сел у левого окна. Так будут лучше видны места, не менее родные, чем северный, «гнилой Питер», как называла город бабушка. Ну, поехали! Электричка тронулась неторопливо и солидно, медленно набирая скорость. Ехать минут сорок, даже меньше. Иван смотрел на город, население которого легко уместилось бы в любом районе северной столи-цы, и вспоминал детство, самые яркие, самые веселые дни которого прошли здесь. Граница с Польшей была близко, всего, в нескольких километрах. Иван вспомнил, как ездил с дедом и его другом-ветераном в лес за грибами и впервые увидел границу: два ряда колючей проволоки и песчаную полосу метров в пять между ними. Рядом, на совершенно заросшей тропинке располагалась кормушка для лесных животных, лосей или оленей. Иван улыбнулся, припоминая, как смотрел через проволоку и завидовал полякам, отхватившим красивый кусок земли с высоким яром, мощными, устремленными ввысь соснами и могучими дубами, словно сошедшими с картин Шишкина. Только медведей не хватает. На нашей стороне рос вполне заурядный лесок, правда, грибы попадались неплохие…