Лорел Гамильтон - Поцелуй смерти [Litres]

Ссора Мефистофеля с Ашером слышна была всем. Ашер переживал, что Дьявол (кличка Мефистофеля) хочет спать с кем-то еще. Потом раздался голос Келли, одной из охранниц:

– Да перестаньте вы, оба! Кончено, все. Я с ним спать не буду, Ашер, он весь твой.

– У меня есть право спать с женщинами, – заявил Дьявол. – Таков был наш договор.

– Ашер, может, и согласился, что ты имеешь такое право, но он тебе такое за это устроит, что ты просто не будешь на это способен.

– Келли…

– Нет, прости, Дьявол. Ты симпатяга, но ни один симпатяга такой головной боли не стоит. И вообще я чужих мужчин не лапаю, а ты точно принадлежишь Ашеру. Иначе бы ты такого не допускал.

Голос Мефистофеля:

– Я бисексуал, а не гомосексуал. Это значит, что женщин я тоже люблю и не брошу их, даже ради тебя.

– Так все это была ложь?

Голос Ашера – с таким отчаянием и гневом, что ощущался горячей золой на коже. Он умеет вкладывать в голос отрицательные эмоции, как Жан-Клод умеет вкладывать любовь и секс.

У меня сердце провалилось в живот, и больно стало от груди до кишок. Говорят «разбитое сердце», но ощущение не такое, будто разбивается сердце, а скорее будто у тебя из груди и живота все внутренности вырезали, и ощущение пустоты. Ашера я люблю, но иногда начинаю его слегка ненавидеть. Эта напряженная, почти безумная его ревность иногда достает всех нас.

Занавеси отодвинулись, решительным шагом вышла Келли. Она всего на несколько дюймов выше меня, длинные соломенные волосы увязаны в высокую тугую косу. Черная футболка и черные джинсы – слишком резкий контраст с ее цветовой гаммой, и казалось, что она побледнела от злости в этой перебранке, но я знала, что это не так. Келли не бледнеет от злости, она краснеет, вспыхивает.

Она заговорила, порыкивая – это рычала ее внутренняя львица.

– До чего же они твои, Анита. Не понимаю, как ты, черт побери, с ними со всеми ладишь.

– Секс очень хороший, – пожала я плечами.

Она покачала головой, мотнув длинной тугой косой.

– Нет такого сексуального фокуса, который заставил бы меня терпеть такое занудство от кого бы то ни было.

На это я дала единственный правдивый ответ:

– Любовь заставляет делать глупости.

Она уставилась на меня:

– Ты их всех любишь? Как можно любить всех сразу?

Я задумалась, как бы попытаться объяснить, что я люблю их всех, но это не один и тот же вид любви. Хотя я до печенок была уверена, что это не просто вожделение и не просто дружба.

– Видимо, да – люблю их всех.

Она неопределенно махнула рукой в воздухе, будто стирая что-то, мне невидимое.

– Ладно, я никого из твоих мужиков не трогаю. Слишком они для меня сложные. Ни один не умеет просто потрахаться и забыть.

– Дьявол, пожалуй, умеет, – сказала я.

– Ага, но у него любовь с Ашером, а у того все мозги набекрень.

– Я тебя слышу! – откликнулся Ашер.

– Ну и хорошо! – крикнула она в ответ. – Надеюсь, блин, что слышишь! Мы с Дьяволом хотели потрахаться, только потрахаться, слышишь, кретин ревнивый? Так нет, обязательно должны быть чувства. Потому что ты баба, такая баба, какой даже я никогда не буду!

– Мефистофель тебя любит, Ашер, – сказал Жан-Клод, – и ты знаешь, что любит.

– И ты любишь, но стоит появиться любой бабёнке, и вы бросаетесь за ней, как кобели за сукой. Да, Анита, я знаю, что ты здесь.

Я вздохнула и просто отодвинула занавесь. Очевидно, Ашер хочет затеять перебранку с нами со всеми.

– Как одна из упомянутых сук, я считаю, что должна возмутиться, – сказала я, проходя за занавес в сопровождении Никки и Клодии. Ругаться я не хотела, но это еще не значило, что не придется.

Я увидела уходящего с другой стороны Дьявола – он направлялся к спальням, к кухне, куда угодно. Очевидно, решил предоставить ругаться нам, или же был так зол, что за себя не ручался, или просто сбит с толку. Меня лично Ашер ставит в тупик похлеще всех прочих моих любовников, включая Синрика. С тем я по крайней мере знаю, какие у меня тараканы и какие у него, но с Ашером… какие-то из его проблем я знаю, другие знает Жан-Клод, но если честно, то он как минное поле в стране эмоций: никогда не знаешь, когда на что наступишь или насколько будут взорваны ваши отношения. Я уже начинала по-настоящему злиться. Как же мне все это надоело!

Он обернулся, сверкнув золотом волос, открывавших взору только его идеальную половину лица, так что виден был лишь один льдисто-голубой глаз. Ашер был зол, но не настолько, чтобы забыть закрывать волосами шрамы. Когда он счастлив, то иногда забывает об этом, но почти всегда я вижу его лицо только через вуаль волос, золотую паутину, отделяющую его от мира. Куртка на нем была светло-голубая, подчеркивающая цвет глаз, и доходила до пояса, усиливая контраст между шириной плеч и тонкостью стана. Дальше изгиб бедер в облегающих панталонах из набивного атласа в тон куртке. Видневшаяся на поясе рубашка, видимо, шелковая, светилась белым. В этой одежде он выступает шпрехшталмейстером в цирке, который у нас над головой. Где-то еще должен быть соответствующий цилиндр – синий атлас и белая лента. Ашер не всегда надевает одно и то же, но в этом наряде я его видела на арене и знала потому, что это для работы, а не чтобы выглядеть аппетитно. Но тем не менее, вид был аппетитный.