Лорел Гамильтон - Поцелуй смерти [Litres]

– Блейк! – сказал Хилл.

Я ответила единственное, что пришло на ум:

– Я!

– Встань и повтори, чтоб я видел!

Я подумала секунду, надеясь, что правильно поняла иносказание, потому что иначе… но я верила Хиллу, а он мне.

Я сползла с Брайса, подлезла к углу кровати, встала на колено, держа автомат поперек тела, задней ногой оперлась на ковер, как на беговой дорожке, пальцами одной руки оперлась тоже, чтобы усилить бросок. Выдохнула молитву и представила себе, как проталкиваю Гермеса сквозь стену, как делается в дзюдо: бросок нацеливаешь не на мат, а на пару дюймов ниже мата. Взлетев с пола, я бросилась на Гермеса, надеясь, что окажусь быстрее и он не успеет прицелиться – или его другие застрелят до того, как он успеет.

Это было как волшебство: вот только что я на полу, а вот я врезаюсь, пригнувшись, в Гермеса, вложив в удар все, что у меня есть.

Как будто рука великана отшвырнула его назад. Резкий треск, хруст, женский крик. На миг я ощутила, как тело Гермеса поддалось моему толчку, увидела бледную руку, торчащую у него из-за спины, и тут же за мной выросли люди, чьи-то руки выхватили у Гермеса автомат, схватили его самого. Я вскидывала ствол, высматривая тело, прилагающееся к бледной руке, когда передо мной появился еще один ствол автомата. Упав на колено, я отвернула голову, а выстрел прозвучал так рядом и так громко, что я оглохла.

Глаза я прикрыла от вспышки выстрела, но ушам в радионаушниках помочь не могла. В голове шумела странная смесь тишины и приглушенного почти-звука. Она звенела от близкого выстрела, и я не сразу смогла оглядеться и понять, что происходит.

Голову вампирши снесло пулей Монтэга. Тело впечатало в стену смятым контуром, как картонку. Сейчас я видела рану в ее груди и догадывалась, что было сделано неправильно: рана слишком высоко и слишком смещена влево. Да, выстрелом ей разворотило грудь, но сердце пропустили. Вокруг ее тела на стене был еще один контур, побольше – видимо, где об стену ударился Гермес.

Сам он лежал на окровавленной кровати, на нем сидели двое и связывали ему руки. Если вампирша не мертва, то подчинение мозга еще держится. Монтэг склонился надо мной. Он держал меня за руку выше локтя и говорил что-то, наверное, но я не слышала. Как будто все звуки были на той стороне какого-то набитого ватой коридора – отголоски, отдельные кусочки, но ничего такого, что можно было бы понять.

Он сорвал с себя маску. Губы у него шевелились, и я узнала свое имя, но на остальное могла только покачать головой и попытаться пожать плечами через все свое снаряжение. Подняв руку, я показала ею на ухо, мотая головой.

– Извини, – прочла я по губам. Потом он поднял меня на ноги, чему я не мешала, и заорал мне прямо в ухо: – Ранена?

Не спросил, цела ли я. Значит, речь идет о пулевом ранении или контузии более серьезной, чем частичная глухота. Я покачала головой. Он оставил меня стоять и стал связывать проводом руки мертвых вампиров. Это стандартная процедура – связать всех, кто есть в доме, даже мертвых – на случай, если мертвые не настолько мертвы, как кажется. Гермеса вывели из комнаты, но Хилл склонился в изножье кровати… блин, Брайс! Боже мой, пусть он не будет убит на своем первом выезде!

Хилл зажимал ему плечо, но Брайс сидел, моргал – живой. Блин, ура! Через отсутствие ясных звуков пробился вой сирен. Слух возвращался, и я, как только подумала об этом, стала слышать обрывки звуков:

– Ребра сломаны.

Я повернулась к Хиллу и Брайсу.

Брайс что-то говорит:

– Спасибо, что спасла мне… но тебе не надо было…

В конце концов до меня дошло, что он благодарит меня, что уберегла от раны в грудь, но сила «спасения» сломала ему пару ребер. Я его обозвала неблагодарным сопляком. Мы засмеялись, и он вздрогнул, а потом вошли двое в форме, но не полицейской, внесли носилки и какую-то аппаратуру. Это медики, а моя работа окончена. Лечить раненых в мои обязанности не входит: только заставить мертвых лежать и не двигаться.

Я посмотрела на окровавленную кровать, на заскорузлую кучу спальных мешков рядом с Брайсом и Хиллом. Свою работу я сделала.

Теперь можно отсюда уходить, чтобы «Скорая» могла сделать свою работу.

Будь я тут одна или с каким-нибудь другим маршалом противоестественного отдела, поехала бы себе домой, но если работаешь со СВАТ, то надо остаться и изложить свою версию событий, потому что есть раненые сотрудники.

Я сидела у небольшого стола, сгорбившись над уже надцатой чашкой очень плохого кофе, ощущая, как трескается на брюках засохшая кровь, когда я меняю позу на твердом металлическом стуле. Напротив меня сидели двое мужчин в отличных чистых костюмах, задавая в двадцать пятый раз одни и те же вопросы. Я уже начинала к ним плохо относиться – ну, слегка.