Лорел Гамильтон - Поцелуй смерти [Litres]

Хмурая гримаса сменилась озадаченным видом, потом полуулыбкой.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Я же действительно всего на год моложе Натэниела и Джейсона, какие они были, когда ты их узнала.

– Но я не спала с ними в их девятнадцать, и сама была на три года моложе.

– Я всего на пять лет моложе Натэниела, – сказал он.

Мне всерьез пришлось сдерживаться, чтобы не зажать пальцами уши и не завопить «лалала, я тебя не слышу». Я действительно не думала в этом аспекте.

Он резко и коротко засмеялся:

– Не удосужилась сосчитать?

Я постаралась не поежиться от неловкости:

– Я не задумывалась, насколько вы близки по возрасту. Так что – да, не подсчитала.

– И у тебя действительно все получается только потому, что ты об этом не задумываешься?

На это я не знала, что сказать, и так и ответила.

– Не знаю.

– Ты на семь лет старше Натэниела?

Я кивнула и пожала плечами. Старалась не отвернуться, потому что, если честно, меня это тоже в определенной степени волновало.

– Так тебя действительно смущает разница в возрасте, пусть она даже всего семь лет?

Я кивнула:

– Да, смущала. Я о нем заботилась, я его защищала. Я думала, что это конфликт интересов – помогать ему встать на ноги и в то же время с ним спать.

– Когда ты его встретила, он был домашним животным. Не просто нижним, а таким, который не способен тебя защитить. Он говорил, что пока ты не заставила его пройти психотерапию и стать более независимым, он был идеальной жертвой, ожидающей, пока придет убийца и закончит эту работу.

Я не смогла скрыть удивления:

– Он правда так сказал?

Синрик кивнул.

– Я думаю, что если бы смогла сдержать при нем ardeur, то сохранила бы дистанцию, Синрик.

– Син, – поправил он машинально с некоторой ноткой усталости от таких поправок. Я вздохнула.

– Ладно, пусть будет Син. Ты же понимаешь, что эта кличка не помогает мне справиться с табу?

– С каким табу?

– Ты – ребенок, о котором мне полагается заботиться. Честно говоря, для меня родительские собрания все расставили по местам, Синрик… то есть Син. – Я уперлась руками в бока, наконец-то сделав по-настоящему сердитое лицо. Это ощущалось приятно, даже оправданно. – Нельзя ходить на родительские собрания к мальчику в школу и этого мальчика трахать. О’кей, Син? Вот это правда, и это и есть проблема. Так делать просто нельзя.

Он рассмеялся, прислонился к стеклянной двери, все еще скрестив руки на груди.

– Так перестань ходить на родительские собрания.

– Что?

– Перестань заниматься родительством. Я тебя за родителя не считаю, Анита. Ближе всего к тому, что можно назвать матерью, была для меня Вивиана в Вегасе, и она к сыновьям своим не особенно по-матерински относится. Но можешь мне поверить, о тебе я никогда не думал в таком смысле.

Он нахмурился, развернул плечи так, чтобы прислониться к стеклу спиной, тыльной стороной рук, ладони плоско на нагретом солнцем стекле, и его торс вдруг оказался подсвечен сзади. Тут выяснилось, что синий шелк его шортов все-таки светопроницаем.

Я отвернулась, чтобы не приглядываться, что там еще можно рассмотреть на просвет. От желания увидеть этот контур весь мой протест насчет родительских чувств стал то ли глупым – как у дамы, которая слишком сильно оправдывалась, – то ли инцестуозным. Почувствовала, как стала приливать краска к лицу, и очень, очень мне захотелось, чтобы я смогла это прекратить.

– Ты ведь не считаешь себя моей мамочкой.

Он слегка понизил голос, когда это говорил.

Я покачала головой, потому что он был прав. Не считаю, но я просто…

– Но когда я хожу на родительские собрания и так далее, это меня ставит в такое… положение. Ты ведь понимаешь? Я не могу это все делать, и все равно… – я повела рукой в его сторону, – вот это еще.

– Жан-Клод – мой официальный опекун, и ему нравится изображать из себя родителя. Натэниелу тоже нравится. Такой весь старший брат.

Последнюю фразу он произнес радостно.

Тогда я на него посмотрела, и радость на его лице читалась явно. Он стоял, прислонясь к двери в потоке света, и был счастливым, спокойным, естественным – более естественным, более собой, чем когда к нам приехал. Мне не надо было с усилием отводить глаза от нижней части его тела, потому что мне нравилось сейчас его лицо. Он не просто вытянулся и нарастил мышцы в Сент-Луисе. Я с удовольствием смотрела, как он обретает себя, становится тем, кем мог бы быть. Это мне нравилось, как нравилось в Натэниеле, или в Джейсоне, или… или в Мике. Все мы стали больше самими собой.