Лорел Гамильтон - Поцелуй смерти [Litres]

Я молча выругалась.

– Так вы меня подберете или дадите мне адрес, когда будете ближе?

– Подберем. Это и правда по дороге.

– Буду готова, давайте быстрее, Брайс. Совсем не стоит быть там внутри, когда вампиры ночью проснутся в таком количестве.

– Не стоит, – согласился он и повесил трубку.

Натэниел обнял меня сильнее, ткнулся лицом мимо моих пальцев, поцеловать в бедро. Он знал, что нет смысла говорить «не езди», но притягивающая меня рука сама это говорила.

Мика посмотрел на меня, взял мою руку в свои.

– Будь осторожна.

– Буду.

Секунду они меня обнимали, и мне не хотелось уходить. Куда больше манило снова устроиться в гнезде из простыней и теплых тел. Когда-то я любила охотиться на монстров, очень гордилась тем, что умею это лучше всех, но последнее время мне только и хотелось, что попасть домой к тем, кого я люблю. Зебровски мне сказал, что это момент такой – «десять лет на работе». Я ему ответила, что еще столько не проработала. На что он сказал: «Когда работаешь с серийными убийцами, сексуальными преступлениями, с кровью, – выгорает любой. Даже ты».

Я сидела в темноте, нарушаемой только полоской солнца на простынях, и от нее было достаточно света, чтобы видеть Мику и рядом Натэниела, они готовы были обернуть меня теплом и силой, и мне не хотелось уходить. Двадцать как минимум вампиров – это чертова уйма ликвидаций, когда у тебя меньше двух часов. Я не сомневалась, что Жан-Клод сумеет не дать моей смерти утащить за мной никого из моих метафизических любимых, в том числе и Натэниела, но… никогда я не была так счастлива, как вот прямо сейчас. Счастье превращает нас в трусов, что ли? Если бы кто-то угрожал тем, кого я люблю, я была бы беспощадна, но сейчас не было угрозы ни мне, ни моим. А мне вылезать из этой теплой кровати, из теплых рук, из этой счастливой семьи (остальная часть семьи в основном в «Цирке проклятых») и идти делать свою работу.

Убивать монстров – это класс. Чудесно знать, что я спасла от них многих невинных жертв, но Натэниел такой теплый, так уютно в меня уткнулся, губы его такие мягкие, когда касаются моей кожи. Мика, настоящий, реальный, и так хорошо обнимать его. Я тыкалась в них лицом, мы обнимали друг друга, и впервые за все времена, если бы кто-то из них попросил меня не ездить, я, может, и не поехала бы.

Я позволила себе осознать мысль, которая, видимо, давно уже вертелась в подсознании. Может быть, мир был бы надежнее, если бы я не была маршалом Анитой Блейк. Может быть, новые маршалы, вроде Арлена Брайса, могут теперь справиться с работой, а я могла бы найти себе иное… иной образ жизни.

У меня было время на кофе, что обычно хорошо, но сейчас превратилось в капкан, будто кофе оказался козой, которую охотник привязывает, чтобы заманить леопарда под выстрел. Я стояла у себя в кухне с чашкой свежего отличного кофе (со своей любимой кружкой с пингвиненком), и очень была не рада. Кофе сделал Синрик, и сделал отлично, но это был капкан. Я знала это ощущение невысказанного в воздухе, и мне не хотелось, чтобы оно стало высказанным. Что бы оно ни было, мне не хотелось это делать, или об этом говорить, или с этим разбираться. Тем более в момент, когда в любую секунду подъедет Брайс в сопровождении СВАТ. Я даже прямо это сказала и получила ответ: «Никогда не бывает подходящего времени, чтобы о нас поговорить, Анита. Всегда ты по пояс в аллигаторах».

С этим трудно было спорить, так что я и не стала пытаться. Спорить с истиной – только дураком себя выставлять.

И я старалась по этому поводу не мрачнеть, а быть разумной и взрослой. Но сейчас и здесь взрослой была не я.

Я прислонилась спиной к шкафу, передо мной стоял Синрик. За год, проведенный с нами, среди других перемен у него отросли волосы и сейчас касались плеч. Обычно он их расчесывает, когда они мокрые, и увязывает сзади в тугой хвост. Они у него густые и роскошные и на вид совсем не такие мягкие, как на самом деле. Пожалуй, таких густых прямых волос мне никогда не доводилось трогать. Он их убрал в хвост недостаточно тугой, чтобы скрыть, сколько еще волос у него сзади. Лицо его осунулось, красивые треугольные скулы выступили сквозь детскую пухлость, хотя никто сейчас его ребенком не назвал бы. Он казался худощавее от набранных дюймов роста и серьезных занятий в тренажерном зале. Натэниел тренируется, потому что он стриптизер, а когда раздеваешься для посетительниц, надо выглядеть хорошо. Я тренируюсь, чтобы драться с преступниками. Телохранители, которые находятся с нами в этом доме и у Жан-Клода в «Цирке проклятых», тренируются для поддержания формы – защищать наши шкуры. Ричард у нас Ульфрик, царь волков, а за этот титул иногда приходится драться – он тренируется для уверенности, что сможет в случае чего. Мика – потому что я, его королева леопардов, тренируюсь, а еще потому, что иногда королю леопардов приходится защищать свой титул, хотя куда реже, чем это бывает у волков. Леопарды – более практичные, нежели вервольфы. Мика не столько тренируется, сколько я, но ведь и Натэниел тоже не столько. Просто мне приходится полагаться на свое тело в деле защиты собственной шкуры, причем регулярно. Это очень мотивирует.