Виктор Бурцев - Святой остров

Приглушенно матерясь, Гурфинкель проворно полез вверх.

– Эх… – Друзья вместе, упершись в люк головами, сдвинули тяжелую железную крышку в сторону.

– Вот что значит работать головой! – усмехнулся Бумба, пропихивая в образовавшееся отверстие свой рюкзак.

Миша, продолжая материться, выбрался из люка первым.

– Ядрен батон, – приглушенно взвыл он, – мы же вылезли не с той стороны!

– Как? – изумился Покровский, выглядывая из люка. – Этого не может быть!

– Ведь ты план разрабатывал, придурок, – зашипел Гурфинкель.

– Спокойно, bratelo, ne buzi.

Положение действительно было скверным. Вместо того чтобы выбраться из канализации во внутреннем дворе здания, в котором находился ювелирный магазин и который снаружи был неприступен, они вылезли прямо у самой витрины, соблазнительно мерцающей симпатичными брюликами.

– Идиот, – прошипел Гурфинкель, воровато озираясь.

Но на ночной улице не было ни души, если не считать за Душу серого наглого кота с откушенным правым ухом, сидящего у телефонной будки с явным намерением, судя по морде, позвонить в полицию.

– У-у-у… – Миша швырнул в животное небольшим камешком, – пшел вон.

Но кот лишь презрительно облизнулся, принявшись мыть собственные лапы.

– Давай назад, – тяжело вздохнул Бумба. – Видно, на развилке мы допустили ошибку, и надо было свернуть не влево, а вправо.

– Это ты, кретин, допустил ошибку, а не я, – продолжал огрызаться Гурфинкель. – Ты план, баранья башка, разрабатывал.

– А вот zа kozla otvetish– обиделся Бумба.

Отряхнув комбинезон, Миша осторожно приблизился к решетке, защищающей витрину магазина от грабителей. Решетка была швейцарской, как и сигнализация, но что русскому (в душе) человеку какая-то там решетка, если жрать охота?

– Эх, не облажайся мы тогда в Индии… – прошептал Миша, сжав кулаки, после чего вернулся к сидящему у открытого люка подельнику, обиженно рассматривающему умывающегося невдалеке у телефонной будки кота.

Кот по-прежнему колебался.

– Значит, так, – яростно прошептал на ухо Бумбе Гурфинкель, – в канализацию я больше не полезу, с меня хватит. Будем брать магазин лоб в лоб.

– Да ты что? – испугался Покровский. – Спятил?

– Впрочем, дело твое, – пожал плечами Миша, – можешь возвращаться в канализацию…

С этими словами Гурфинкель достал из своего рюкзака мощные советские кусачки, сделанные еще во времена холодной войны для борьбы с вражескими проволочными заграждениями.

Раздались приглушенные щелчки, и через минуту в решетке, прикрывающей витрину ювелирного магазина, зияла дыра в форме фигуры человека средней комплекции, сильно напоминающей комплекцию Миши.

– Ты че, blin, v nature? – в ужасе прошептал Бумба, но Гурфинкель уже залепил жвачкой какое-то гнездо в коробке сигнализации.

– Если хочешь что-то сделать, – приглушенно ворчал он, – делай это сам.

Переглянувшись с котом, Покровский на цыпочках подкрался к приятелю. Гурфинкель с видом матерого профессионала внимательно ощупывал толстое стекло витрины.

«Братья Валентайн», – было золотом красиво написано по стеклу.

– Давай стеклорез, – шепнул он подошедшему Бумбе.

– Что? – опешил тот.

– Стеклорез, – злобно повторил Гурфинкель. – Кретин, неужели ты его забыл в гостинице?

Побледнев от своей оплошности, Покровский кивнул. Но Гурфинкель решил идти до конца. Есть хотелось страшно, и остановить Мишу на пути к желанной цели теперь не представлялось возможным. Никому, даже армии вооруженных до зубов полицейских, даже «Интеллидженс сервис», даже ЦРУ… Впрочем, ЦРУ, пожалуй, Мишу бы остановило. Хотя…

– Отдай кирпич, пожалуйста, Михаил. Ne duri! – молил Бумба, закрывая собой витрину. – Вся улица проснется. Тут в конце квартала полицейский живет, я узнавал.

– А мне плевать…

– Так ведь!

– А мне плевать…

– Ну пожалуйста, Миша…

Казалось, ничто не могло остановить собравшегося расшибить витрину кирпичом Гурфинкеля, но это лишь казалось. Спасение пришло неожиданно.

В кармане комбинезона Миши затренькал сотовый телефон. Опустив руку с булыжником, Гурфинкель свободной конечностью извлек пищащую трубочку на божий свет, точнее, на божий мрак, ибо дело было ночью.

– Майкл, – раздался в трубке голос Персиваля Лоуренса. – Есть дело.

– Слушаю, – дрожащим голосом произнес Миша. Неужели их простили?

– Майкл, – повторил Перси, – ты своя друга Энди не хотеть заработать много-много?

– Много-много? – ошарашенно переспросил Гурфин-кель.