Иван Катавасов - Ярмо Господне

Возвращаемся в город, я замерзла. Нам пилить да пилить. Сам видел, дорога — мрак и гололед. К вечеру нас Петя с Катей ждут, Джованни…

— Помню, не забыл. И у Марика сегодня сороковины…

Ближние и дальние, кто немало слыхал, кое-чего знал, помнил о произошедшем, сочувствовали и соболезновали Филиппу Ирнееву. Потому что в конце ноября прошлого года он сразу потерял отца, мать, сестру. Муж сестры также погиб в той жуткой катастрофе, о какой еще долго будут ходить разные нелепые слухи, толковища, домыслы, пересуды. О ней еще продолжат публиковать газетные статьи, снимать телесюжеты, помещать разнообразные заметки в интернете, отмечая эту траурную дату в Дожинске и в Республике Белороссь.

Нечаянное бедствие приснопамятно разразилось в центральном районе белоросской столицы, где в достатке старых домов крупнопанельной и крупноблочной советской застройки времен генсека Леонида Брежнева. Их почему-то все называют хрущевками. Со всем тем, и старорежимные строения хрущевской эпохи неподалеку от разрушенного дома Ирнеевых тоже имеются в тесном урбанистическом изобилии…

Вечерело. Скоро совсем стемнеет… На пустыре кладбищенской автостоянки Настя с ироническим почтением обратилась к жениху:

— Рыцарь Филипп! Вы мне позволите завладеть рулевым управлением нашего экипажа?

— Дозволяю, субалтерн Анастасия, владейте.

Насте очень хотелось отвлечь самого любимого и самого близкого ей человека от заупокойных размышлений на тему сорокового дня от людского мира сего. Хотя бы усадив его за руль джипа на обледеневшем загородном шоссе.

Но это ей не удалось, машину пришлось вести самой. Меж тем Филипп все так же, вполне по-человечески, печально и меланхолично раздумывал о том, что было, не было и ушло как не бывало…

Шурин Фил Ирнеев твердо решил похоронить зятя Яшу Самусевича рядом с женой, тестем и тещей. Пусть и не питал он к Ленкиному мужу каких-либо чрезмерно добрых чувств. Покойник Яша был для него чем-то вроде неудобного и неуютного стихийного явления природы, поселившегося в трехкомнатной квартире Ирнеевых несколько лет назад. Он по сю пору не уверен: имелось ли у зятя Яши какое-либо подобие разумной души.

Тем не менее строго блюсти общежитейские уложения, установления от этого видимого, социального, мирского окружения Филиппу требовалось неукоснительно и неуклонно. Людским обрядам, обычаям, обыкновениям он чисто внешне следовал подобающим образом, исключая, конечно же, атеистические суеверия. Тем более нынче никто из суеверных и маловерных белороссов не осмеливается назвать христианскую веру религиозным дурманом, чудаковатой дурью или антиобщественным поведением.

А ну как Бог по жизни есть? Да вдруг накажет нечестивых за богомерзкий атеизм на том свете? хуже того, отомстит на этом?!! Сверхъестественно!

Яшины отец и мачеха, дядья, братья и еще кто-то, как и водится у язычников, Бога неведомого местами и временами гораздо опасались. Против церковного отпевания и прочих расходов не возражали. Они не больно-то скрывали радостное облегчение при известии о том, что все погребальные хлопоты, издержки с лихвой обеспечивает богатый столичный родственник, включая церковь и ресторанные поминки для толпы родных, близких, знакомых и сослуживцев безвременно усопших Елены Самусевич, Олега и Амелии Ирнеевых.

Не отказались родоплеменные Самусевичи и от нарочито вежливого предложения почтить покойных на девятый день. Поминальную службу стойко вытерпели. Терпение и стойкость компенсировали потом, когда исправно, изрядно пили и закусывали в ресторане за счет Филиппа. Притом с песнями и плясками, с притопом да с прихлопом.

Гулять так с кабацкой музыкой! Чего тут стесняться, кланяться, если Фильке Ирнееву, буржую недорезанному, положена огромная компенсация за родительскую квартиру, где он не жил, но был законно прописан? Для кого там было сказано: пускай мертвые хоронят своих мертвецов? Так в Библии написано, таков закон Божий, — подвел религиозную базу под пьяное веселье Яшин папаша, интеллигент советского происхождения и воспитания, инвалид умственного труда.

«Бог нам таких совковых уродственничков дает. Он же их и прибирает, каждого в свой час», — умиротворенно подытожил Филипп девятый день от похорон. И начисто стер, почти с концами затер, удалил род-племя Самусевичей из своей жизни.

На сороковины он никого не приглашал. Пусть себе дальние остаются где-то вдалеке. Если ненужных ближних и без них всенародно в избытке…