Иван Катавасов - Ярмо Господне

Доживешь до теплых дней, вьюнош?

— Но это так долго, Филипп Олегович!

— Переживешь, перетопчешься. О детском и взрослом восприятии времени поговорим позднее.

К бою, вольноопределяющийся Рульников! Сит даун энд файер, соулджер!

По-английски предложив ученику занять позицию для стрельбы, Филипп приступил к суровой речевой муштре, которая сродни боевой подготовке. Так и надо огнестрельно изучать иностранный язык, отрабатывать в упражнениях морфологию и синтаксис, закрепляя рефлекс мгновенной реакции в коммуникативных речевых моделях и ситуациях. Точно в цель, без колебаний и раздумий. Сначала стреляй, потом говори. После можно и подумать, память напрячь в языковых упражнениях и кое-что новое узнать от грамотного преподавателя. К слову, почему в испанском и в английском так много модальных глагольных форм и времен.

Своевременные вопросы в тему, безусловно, приветствуются неизменно.

— …Пространство-время едино во множестве, — отвечая на логичный вопрос, Ванин учитель перешел на русский язык. — Соответственно, воспринимает человек пространственно-временной континуум весьма относительно.

Пускай себе физически любой человек или ощущает или понимает, отчего условное время — скалярная величина, какую можно разложить на простейшей линейной шкале или отмерить на часовом циферблате. Но равномерность и равнозначность отрезков времени осознается людьми по-разному.

Для тебя три-четыре месяца — неимоверно долгий срок. Мне же это — раз оглянуться и нет его, времени. Вроде бы совсем недавно сам-то был таким как ты, маленьким. Раз, два — и нет десяти лет!

Сейчас я тебя в два раза старше. Но через двадцать лет у меня это уж не получится. Как арифметически, так и календарно. Тебе 30, мне 40. Велика ли разница?

Оба мы повзрослеем и станем примерно одинаково воспринимать пространство-время на коммуникативную единицу получаемой и усваиваемой информации разного рода.

Психофизикой, я сейчас тебя, Иван, грузить не буду. Но конкретно постараюсь пояснить, почему для детей время тянется так медленно.

Называется эта штука объективной информационной недостаточностью. То есть ты получаешь необходимых сведений, данных об окружающем мире меньше, чем можешь усвоить. И твое мышление буксует, топчется на месте.

Или же нужная информация тебе предъявляется в неудобоваримом и несъедобном виде. Вроде мерзкой холодной манной каши с непроваренными комками. Говорят: питательно, зато проглотить невозможно…

Филипп неспроста привел образное кулинарное сравнение. Крем-то для «наполеона» он давеча делал на основе манной крупы так, чтобы впоследствии никоим почином нельзя было определить ни по вкусу, ни по запаху происхождение сырья. Вдобавок, он вполне разделял нутряную Ванину нелюбовь к манной каше.

— Так вот, Иван, с коммуникативной информацией во времени происходит та же петрушка. С возрастом она становится для большинства людей несъедобной, их мелкие куриные мозги уже перенасыщены ею. Либо они неопределенно глушат себе мозг алкоголем, наркотиками, сексом, зрелищами, развлечениями, телевизором, глупыми книжками, рутинной работой.

Линейное время и годы для них пролетают незаметно. Минимума определяемой информации им куда достаточно.

Точно так же информации хватает тем, кто без остатка ее использует в творчестве и производстве. Зато они ощущают постоянную нехватку времени, быстро исчезающего в никуда, когда очень много следует сделать.

Это вторая причина, по какой время для детей еле-еле ползет. Начнешь чего-нибудь сам создавать, тогда узнаешь, как со свистом истекает время, и в каком оно дефиците у целеустремленных творческих людей.

Некоторые взрослые, Вань, бывает, тоже испытывают информационную недостаточность. Но уже от того, что слишком много знают, понимают и не в силах объять необъятное, открывающееся им. Тогда субъективное время для них то ускоряется, то замедляется.

Удается упорядочить поступающую информацию, то скорость ее восприятия возрастает. Познание приостанавливается, и время тормозит свой ход.

Человеку трудно переносить переизбыток или недостаток какой бы то ни было информации. Вспомни, Иван, в каком жутком тест-бассейне держали пилота Пиркса у Лема или кошмарную камеру псих-одиночества у Игзольтера для проверки психофизической устойчивости звездных рейнджеров.

При подготовке нынешних космонавтов также используют примитивную сурдокамеру и сенсорную депривацию. Эти писатели ничего не выдумали особенно нового…