Анна Йоль - Травница

Всю оставшуюся дорогу я жалела, что не прикусила язык — Брон говорил, как воду лил. Все подробности его холостяцкой жизни были выложены в деталях, замечаниями и пояснениями.

— Не те девки сейчас пошли, — скорбно заявляет гном, — им только гроши, да хозяйство важны…

Хозяйство. Хозяйство. Хозяйство. Нет, Лена, это точно о курочках с коровками.

— Где те девушки, которым всё равно богач ты или нет, есть у тебя воз с конём или нет. А ещё читают книги о любви…

— Не те парни сейчас пошли, им только внешность да гроши важны. Где те мужчины, которым всё равно красавица ты или нет, нищая ты или нет? — И зачем я с ним вступаю в полемику? Потому что он меня уже достал.

— Женщина должна быть духовной, а не думать о деньгах. — С вызовом выдал Брон. — Вы должны беречь домашний очаг.

— Ну а мужчина должен тогда обеспечивать её?

— Кого?

— Свою женщину, — ухмылка так и готова сорваться с моих губ.

— Она не должна требовать многого от мужчины. Только то, что в его силах.

Сидевшая рядом с нами пожилая гномка, подарила ему не слишком одобряющий взгляд.

— Ну конечно. Обычно так оправдываются бездельники: живи моими чувствами, ешь мои улыбки, одевайся в мои объятия и заштопывай дырявые носки.

— Ты неправа! — Белокурый уже открыл рот, чтобы с жаром начать новую тираду, но его перебила старушка.

— Правду девка говорит. — Её стальной голос заставил мужчину вздрогнуть. — Развелось вас тунеядцев.

Я широко улыбнулась и елейно посмотрела на белобрысого.

— А ты, девка, — Тут обратилась ко мне бабуля, — Ты не думай, дураки везде есть, но ладных мужиков больше.

Она хмыкнула и важно покачала головой.

— Да, конечно. — Покорно ответила я и гномка…

— Через минут десять уже будет видно Глушек. — Свистяще осведомил возница, тем самым прекратив начинавшийся спор.

Брон посмотрел на гномку, с большой опаской, словно она вот-вот на него кинется, а на меня с обидой и отвернулся в противоположную сторону.

Въезд в Глушек был как на картинке: крепкие расписанные деревянные ворота, цветочные клумбы вдоль дороги и ряды торговых палаточек и неискренне лыбящихся торгашей. Не хватало только таблички «Добро пожаловать».

Первым из телеги, не прощаясь, выпрыгнул Бром. Следующим, около стихийного рынка, вышла женщина, на прощанье она осмотрела меня, поджав губы, и всё же кивнула. Я ответила улыбкой.

Когда телега остановилась у неприглядного вида здания, я повернулась к вознице с немым вопросом. Вывеска гласила: «Красномордый Пьяница».

— Вот, девушка, самый приличный постоялый двор.

— Неужели? — Мёртвым голосом переспросила я.

— К сожалению, — Жалостливо ответил мужчина и пришпорил лошадь.

Дома в Глушек, которые я успела рассмотреть, были двухэтажными, тёмными и неприветливыми, но вот это поражало все ожидания: красно-бурое строение с облупившейся краской на стенах, перекошенным забором и кричаще — вызывающей вывеской. В воздухе пахло плохой пищей, и такой запах, обычно, витал у дешёвых кафешек, где непонятно из чего сделано мясо и давно ли оно перестало мяукать. Благоухание было едким, отталкивающим и резало по ноздрям. Еле пробивающийся свет через залапанные стекла, только обостряют негативное впечатление от этого увеселительного заведения.

Я поморщилась.

Поразительно, как в этом месте люди могут пить или есть, у меня с моим плачевным положением, тут даже повеситься не возникнет желания. Рииг, но у меня нет времени и придётся довольствоваться этим.

Внутри было не лучше: полинявшие стены были прикрыть не самыми удачными картинами девиц, разной степени обнажённости, намекая на обычные контингент заведения. Ветхая мебель держалась лишь на честном слове, и похоже, чинилась не всегда в трезвом состоянии и с помощью предназначенных для этого инструментов. Как диковинный оплот перфекционизма, на барной стойке все стаканы и бокалы были выстроены в цветовой гамме.

Если без придирок, тот тут не мерзко и даже почти не печально, но неприятное чувство «не по себе» так и скручивало желудок.

Владельцем «гостиницы» оказался человек: высокая, худощава женщина, со спутанными морковными волосами, одетая в вызывающее все-на-показ зелёное платье. На её щеках алел нездоровый румянец. Она общалась со мной с жеманной улыбочкой, и без проблем нашла комнату. «Мои покои» были самыми дальними, где из квадратных, еле державшихся окон, прекрасно видно пустынную улицу.

Я запрокинула голову и расслабленно насладилась тишиной. Уже неделю нахожусь в напряжении, словно под бетонной плитой. Всё о чем я думала: времени нет, я опережаю их всего на два дня. Нужно торопиться, но сейчас лучше поесть.