Эльбрус Мяус - Бессмертное сердце

— А говорила, что вы не друзья, — отметила Ламия, глядя на поднимающуюся на ноги Медею.

— Так и есть, — со стороны лестницы разнесся голос Джереля. За ним следовал Тарелиал. Сосредоточенное лицо регери угасило злость лекарки, мечтавшую поквитаться с женщиной. — Они, — элькрис на секунду сделал паузу, подбирая слова, — семья. Да, это слово самое подходящее в данном случае.

— Как хорошо, что вы пришли! — торжествующая улыбка озарила лицо Ламии. — Ты ведь догадываешься, что осталось совсем чуть-чуть? — она повернулась к Тарелиалу. — Я уже начала снимать третью печать. Ваши друзья отлично постарались. Сколько разных болезненных воспоминаний и тайн я обнаружила в их головах. Просто прелесть! — ее смех резанул слух лекарки.

Она вытянула руки, в запястья Медеи впились крючья Силы, Ночная Пыль начертила руну и дернула на себя. Лекарку качнуло, не в силах сопротивляться, она двинулась в сторону. Проклиная все на свете, девушка вытащила из волос острую шпильку и четко произнесла:

— Енус! Илис! Именем Отца и темной кровью заклинаю! Явитесь!

Воздух разрядился, пространство истончилось, Тьма заклубилась, а через секунду что-то бумерангом метнулось к Ламии. Раздался лопающийся звук, давление на Медею ослабло, Грилли недоуменно вскинула брови, а к ней вернулись веера. Сжимая их в руках, она подошла к друзьям, не выпуская противницу из вида.

— Вот оно что, — лицо Ламии странно преобразилось. Половина осталась неподвижной, равнодушной, другая скривила губы в усмешке, лучась догадкой. Глаз заволокло белой пеленой. — Нашла Духов в помощники. Надо было взорвать все пещеры в горах. — Голос звучал по-другому: грубо, хрипло, обретя мужские интонации. — Неужели не догадалась, дорогое дитя?

Медея, с трудом веря в происходящее, напряженно всматривалась в Ламию Грилли, вернее в ту ее часть, что излучала чуждую суть. Конечно! Рамайтон! Только Первый армеди называл ее так. С детства. Внутренне, не позволяя ни одному чувству отразиться на лице, она горько усмехнулась: видение Звончика подтвердилось странным поведением, догадки стали более чем материальны.

— Вот ты и явился, Мудрейший, — насмешливо произнес Джерель, соглашаясь с ее мыслями. — Жаль, что не собственной персоной! Как же ты очутился в теле этой старушки? — равнодушная часть лица Ламии скривилась.

— Желаешь провести остаток ночи в непринужденной беседе? — в голосе мелькнуло любопытство. Элькрис никак не отреагировал. — Почему бы и нет, — ответил он себе. — Дорогое дитя, — тело Ламии развернулось, точно марионетка, — рад, что ты в добром здравии. Надеюсь, ты мне веришь и понимаешь, я был вынужден так поступить. Тарелиалу и остальным регери нужна от тебя одна маленькая услуга. Не стоит им помогать. Будь на моей стороне, дитя, — марионеточная рука призывно простерлась вперед. Лицо женщины вновь преобразилось, лучась радушием и теплом, мягкая улыбка, казалось, проникала в сердце. Только глаза оставались холодно-слепыми. Неожиданное шипение сорвало иллюзию, Тьма тонкими нитями согрела лекарку, отчего Рамайтон откровенно разозлился: — Дрянь! Я заботился о тебе! А ты пошла по стопам своей матери!

Тарелиал переместился вперед, закрывая девушку от нападения, но Первый армеди не спешил применять силу. Он приглядывался, прощупывал Силу, желая, чтобы его подозрения рассыпались. Но нет, сколько бы не сканировал мужчина магию, правда не менялась. Мало того, что девчонка наполовину регери, так еще и связанна с одним из них кровным союзом. Он думал, его влияния вполне достаточно для полного расположения к себе. План, который Рамайтон вынашивал, трещал, не по швам, но ощутимо.

— Вы убили моих родителей? — спокойно спросила Медея, вспоминания видения от артефакта. Ее спокойствие не было напускным или притворным. Предали ли ее? Да. Использовали ли? Однозначно. Но разум безэмоционально фиксировал ситуацию. Вот висящие неизвестно сколько времени ребята вызывали волнение.

— Да, — ответил Рамайтон, спустя паузу. Он сверлил лекарку колючим взглядом. — Точнее Круг Светлейших принял такое решение. В то время еще не существовало соглашений с регери. Закон должен соблюдаться, у меня не было выхода. Тарею Огненную Песню приговорили к Алеастру, а Сейрилил ушел за ней. Связанные не могут жить друг без друга.

Армеди промолчала. Для нее эти законы представлялись чем-то ненужным, подлым, чем-то оправдывающим чье-то тщеславие, чьи-то амбиции, пороки и нетерпимость. Она верила, что выход можно найти всегда, можно прийти к компромиссу, пойти на уступки. Если бы не высокомерие и трусость, Рамайтон, по праву сильного и главного, мог спасти их.