Сергей Болотников - Город призраков

Однако поймать волков предложил именно Никита.

— Да откуда ты знаешь, что они еще в городе? — спросил Влад.

— Они не могут уйти. Они ждут, как и мы.

— Выходит, и тварь бессловесная тоже мучается, — произнес Степан Приходских, — хотя они-то за что?

В этот день с утра прошел первый снег. Кружился, падал мелкими колкими снежинками на притихшую землю. Покрыл улицы тонким белесым налетом, и вот уже время к трем дня, а он все не собирался таять. И это — в конце сентября. Ломающий голову над капризами погоды Владислав, в конце концов, не выдержал и обратился к Никите, ощущая при этом жуткое смущение: это ведь Трифонову полагается спрашивать, почему вода мокрая, а снег холодный, а не ему — окончившему с красным дипломом солидный институт в далекой Москве. Но когда логика пасует, начинаются суеверия и фантазии, и страшные сны пятилетнего ребенка кажутся полными мрачных и неопровержимых пророчеств.

— Они любят тепло, — просто сказал Никита.

— Тепло? Какое же тепло — снег вон сыпет?

— Они любят тепло и поэтому утянули его к себе. Теперь у них весна, а у нас холод.

— Да кто Они?

Но Никита только покачал головой. Короткий и ясный ответ крутился на языке, но сказать он его не мог: мать говорила, что никто не поверит вычитанным из детской книжки глупым страхам.

На следующий день после очередного побоища на Школьной улице Павел Константинович Мартиков очнулся, стоя посередине пустой комнаты в квартире Александра Белоспицына с широко разведенными руками и скрюченными в суставах пальцами. Пока сквозь царивший в голове разброд он пытался понять, что происходит, глаза уже фиксировали окружающее. От стены к стене ходил, совершая в воздухе руками круговые пассы, ослепший Евлампий Хоноров, испуганно выкрикивая что-то вроде: «Что случилось? Что происходит?», а остальные сгрудились в дверях и с откровенным страхом смотрели на Мартикова. Дивер сжимал автомат, дуло которого смотрело прямо в лицо бывшему старшему экономисту. Позади через окно пялилась мутная луна, бросая мертвенный световой квадрат на стену.

— Что?! — выдохнул Мартиков, но тут Евлампий шагнул вперед, наткнулся на стену и загремел на пол. Белоспицын поспешно подскочил к нему, поддерживая под локоть, помог подняться.

— Он успокоился? — спросил кто-то из стоящих с сомнением.

— Что произошло? — спросил Павел Константинович, и очнувшаяся память услужливо подкинула ему воспоминание: он один в пустой, освещенный чарующим лунным светом комнате, а из соседней пахнет духом человеческих тел — сонная беззащитная добыча. Куски мяса.

— Он больше не будет? — направив лицо к луне, вопросил Хоноров. — Скажите, чтобы он перестал. Я же не вижу...

— Угомоните его кто-нибудь! — нервно сказал Владислав. — В два часа ночи такой бедлам! А ты, Мартиков, сейчас в себе?

— В себе...

— Что с ним делать? — вопросил Дивер. — Это уже... да, это третий уже случай. Он нас сожрет когда-нибудь.

— Что я сделал?!

— Успокойся, — сказал Мельников, — порычал и немного погонялся за Хоноровым... чуть не догнал...

Они переглянулись. Сейчас в них совесть боролась с инстинктом самосохранения. Все-таки жить вместе с Мартиковым — все равно что содержать в домашней квартире любовно выращенного тигра.

Мартиков и сам понимал это, понимал, отчего на него бросают косые настороженные взгляды, когда время начинает клониться к вечеру, а луна все прибывает и прибывает, медленно полнея на один бок.

Никита Трифонов, у которого сна не было ни в одном глазу, протиснулся сквозь плотный строй взрослых и подошел к Павлу Константиновичу. Осторожно коснулся длинной звериной шерсти.

— Волчок... — тихо сказал он, — но ему скучно одному...

— Уберите этого юного прорицателя! — взорвался Дивер. — С глаз моих долой. Ночь же, черт!

Трифонова увели, а ночью так никто и не спал, зато наутро Влад выдал безумную идею, отдающую суевериями и просто безумием, но в нынешней обстановке смахивающую на вполне действенную. Мартиков увидел собаку, там, возле реки, и его лицо переменилось, явив на свет сразу обе полярные сущности. И та, звериная, дикоглазая, потянулась к собрату по виду. Да, правильно — это ведь не собака была, а волк — один из тех, что сбежал когда-то из зверинца.

— Может быть, волчья половина хочет быть с кем-то еще, кроме нашего собрата по несчастью? — спросил Влад.

— Только волка придется удержать, — сказал Белоспицын.

— И он что, потянется к ним и выйдет из нашего мохнача? — притопнул ногой Севрюк. — Это безумие!