Герцогиня Эллис схватила его за рукав.
— Сэр, — проговорила она. — Мы не должны нарушать порядок. Этот закон обеспечивал безопасность поколений островитян. Я приехала сюда, чтобы остановить вас, если смогу. Нынешней ночью маяк не должен зажигаться.
— Я с вами полностью согласен, — сказал Авенель.
— Но вы понимаете, что два корабля попали в беду! — воскликнула Рохейн. — Мы должны спасти хотя бы последний. Надо без промедления послать лодки, чтобы вытащить из воды оставшихся в живых.
— Ни одна лодка не сможет удержаться на поверхности в такой шторм, — возразил Авенель.
На втором корабле погасли фонари. Теперь они видели только призрачный силуэт, поднимающийся и опускающийся на огромных волнах. Это был уже не корабль, а груда изорванных парусов и разбитого дерева, все глубже погружающаяся в море.
Эдвард дотронулся до рукава Рохейн, его глаза были полны слез.
— Простите меня.
Девушка кивнула, но не могла вымолвить ни слова.
— Мне плохо, — проговорил Бард. — Плохо оттого, что я стою здесь и позволяю всему этому случиться, оттого, что мы все боимся, что это может оказаться трюком нежити. Если даже это обман, что из того? Разве у нас нет Люти, который может разрушить магические заклятия? Разве нет сильных людей и лошадей, чтобы отыскать и уничтожить нечисть, хитростью пробравшуюся сюда?
— Твоей головой управляет сердце, Томас, — заметила Эллис.
— А разве это не нормальное состояние, в котором и должен жить смертный, прислушиваясь к тому, что говорит ему сердце? — мягко ответил он. — Утонули, все утонули, и теперь трупы этих отважных, прекрасных людей море будет выбрасывать на берег еще много дней. Немой упрек, еще труднее переносимый оттого, что он немой.
От мощного порыва ветра в окнах задребезжали стекла. По ним, словно слезы, стекали соленые капли. В комнате было холодно и тягостно. Рохейн продрогла до костей. Завывания ветра бормотали что-то, а присутствующим на маяке нечего было сказать друг другу.
— Пошли отсюда, — мрачно сказал Авенель.
Рохейн бросила последний взгляд на бушующее море.
Потом, решительно повернувшись, взяла свечу, покрытую каплями застывшего воска, и подошла к платформе, на которой размещался маяк.
— Смотритель, открой дверцу! — громко скомандовала она. — Я зажгу его сама, если вы не хотите.
Эдвард, занявший ее место около окна, посмотрел вниз.
— Выполняй, смотритель! — резко бросил он.
— Тебе приказывает будущий король! — прикрикнул на Груллсбодра Бард.
Старик открыл дверцу. Рохейн просунула внутрь руку.
Фитиль, окруженный полированными зеркалами, вспыхнул. Где-то заработала машина. Силдроновые двигатели заставили фонарь вращаться. Холодный луч проник в окно, осветил непроглядный мрак ночи, торчащие, как ножи, рифы, а потом пропал в необъятных просторах моря.
Рохейн увидела еще одно судно — совсем маленькое, выглядевшее не больше носового платка.
Но оно уже было в проходе. Под светом маяка, в безопасных водах. На борту его находилось три спасенных человека. Молодая мать стояла у руля, а двое крошечных детей держались за ее юбку.
Бард и сенешаль бросились вниз по лестнице, окликая конюхов, чтобы успеть встретить несчастных, когда те войдут в гавань.
Лодка с тремя пассажирами пристала к берегу под лучом маяка. Люди, находившиеся наверху, могли четко видеть их лица — мужественное, трагическое лицо матери и двух очаровательных детишек, широко раскинувших руки в стороны, чтобы восстановить равновесие. Но что это? Их руки приобрели странный вид, они стали вытягиваться. Дети росли!
Их мать тоже росла и менялась. Та, что только что держала руль, уже ничего не могла больше держать, потому что у нее не было рук, только два ужасных крыла, словно два обуглившихся веера ночи.
Три существа расправили черные перья, а потом три пары раскаленных углей над огромными клювами прожгли мрак. Одна за другой, выпустив когти, птицы поднялись в воздух.
Легко набрав высоту, три отвратительных чудовища из ночных кошмаров, рассекая воздух мощными крыльями, отправились прочь от темной гавани к самому высокому месту Тамхании, к вершине горы.
Потом из-за облаков в ужасе выплыла луна, осветив землю. На противоположной стороне от маяка показался ребенок. Это была Либан, приемная дочь Элисейд. Она бежала, веселая и свободная, как океан. Девочка не боялась жутких птиц, потому что не была смертной. Она бежала по берегу и смеялась. Длинные светлые пряди волос трепал штормовой ветер. Ее преследовало несколько человек, один из которых хромал, но им не удавалось поймать малышку. Опять раздалась странная песня под шум разбивающихся о скалы волн. Мужчины в страхе остановились на проселочной дороге.
Читать дальше