Сесилия Дарт-Торнтон - Заклятие немоты

Имя Королевского города отозвалось в ушах Имриен погребальным звоном колокола. Верный слуга Короля-Императора, рыцарь Герцога Роксбургского вскоре уйдет от нее по зову долга — а как же иначе? Каэрмелор с полным правом заберет из жизни краски, свет, чувства… Не важно, что будет потом: как только путешествие окончится, душа девушки станет выжженной пустыней, по чьим пескам алчные ветра вечно перекатывают колкую солому воспоминаний.

Проклятие Подземных Тварей

Длинная извилистая тропинка вывела путников из болотистой местности к подножию холма и затерялась в чахлом орешнике на его склонах. Темным пятнышком, отчетливо заметным сквозь редкую листву, кружил в небесах Эррантри; ястреб никогда не улетал слишком далеко от людей. Земля под ногами становилась все жестче и каменистее.

С вершины друзьям открылся ограниченный кривыми стволами пейзаж горных складок и бесплодных долин, усеянных валунами, что живо напоминали скорчившихся чудовищ, и непонятными строениями, которые имели вид указывающих в небо пальцев — некогда, возможно, это были башни. Розовато-голубое марево окутывало мрачноватые серые камни особым романтическим ореолом. Одна гора выделялась высотой среди прочих. Ее крутой пик торчал вверх сломанным зубом дракона.

— Скала Небесных Громов и знаменитый Опаленный Кряж, — произнес дайнаннец. — Когда над головой собираются тучи, это место лучше обходить за мили.

Путники задержались на вершине, чтобы набрать твердых, словно галька, грецких орехов, что просыпались на землю из бархатных зеленых сумочек на ветвях деревьев.

— Эй, а это откуда? — воскликнул эрт, разглядывая свои перепачканные коричневым соком пальцы.

— Ты, кажется, лазил по зеленым мешочкам? — спросил Торн. — Краска, которую из них получают, считается одной из самых стойких.

В последнем Диармид убедился, когда попытался отмыть руки в источнике на склоне холма.

— Я слышал, — обратился эрт к дайнаннцу, — что люди совсем не добывают здесь руду, разве что на самом западе. Дон-Дел-Динг вроде бы полностью необитаем. А между тем, говорят, он весь изрезан галереями пещер.

— Правильно говорят, — кивнул Торн.

— И еще я слышал, будто в подземных туннелях рыщет всякая нежить. Может, вернемся на дорогу?

— Мы же не собираемся спускаться под землю. По крайней мере вначале. Опаснее Каэрмелорской дороги сейчас ничего нет: заклятые враги смертных почти никого не пропускают по ней невредимым. А мы с вами пойдем по тихим местам. Большинство по-настоящему грозных существ уже покинули юг.

— Что же их так тянет на северо-восток?

— Не могу тебе сказать.

— А нельзя ли поймать какую-нибудь тварь помельче и выпытать у нее?

— Я уже пробовал. Но даже те, что покрупнее, не знают, какая сила неодолимо гонит их вперед. Нежить идет, потому что не может иначе. По пути, разумеется, истребляет людей. Вот и все. Если этот исход не прекратится, на юге останутся лишь самые тщедушные и безмозглые существа да парочка упрямцев.

— Хоть где-то люди смогут вздохнуть спокойно!

— Силы зла объединяются. Настанет день, и новый вождь поведет их на битву.

— Новый? Да ведь неявные никогда никому не подчинялись! Ну, Псы еще повинуются Диким Охотникам, а стайная нежить — вожакам, и только.

— Такое однажды случалось, — возразил Торн. — Но прежнему Вождю неявных уже не восстать из страны теней. Значит, кто-то занял его место и стягивает чудищ в Намарру, даже не спрашивая их согласия. Скажу одно: маг это или нежить, силы у него немерено.

Вечер застал путников в долине, поросшей березняком. Серебристый лис вынырнул из темноты, остановился поглазеть на людей и беззвучно скрылся. На фоне бледных небес плели кружево черные ветви. Друзья разложили костер. Спинки бронзовых жуков мерцали в траве и на корнях, будто старинные медальоны. Где-то в отдалении хрипло каркала воронья стая.

Рыжий щит луны завис над окоемом у Опаленного Кряжа, и в этот миг заиграла музыка. Тоненький свист тростниковых свирелей и частый глухой бой барабанов так и звали пуститься в пляс под этим ночным небом.

Неподалеку, на прогалине, и в самом деле собрались танцоры. Неуклюжие фигурки скакали и дергались, кружась в лунном свете, словно подвижные картинки, вытравленные на глянцевой меди.