Анна Клименко - Закон отражения

Белое лицо в синих прожилках.

Спутанные, сбившиеся в колтун черные волосы.

Глаза — нечеловеческие, полностью залитые чернотой, так похожие на два отполированных кусочка черного обсидиана…

И разверзнутая пасть, усаженная иглами зубов.

…Болотная ночница.

Нелюдь заверещала — да так, что, казалось, еще не много — и лопнут барабанные перепонки. Миральда, задыхаясь, отскочила назад, восстанавливая дистанцию, одновременно обращаясь к Силе, запертой в ее обсидиановом ожерелье, костях лягушек и птичьих лапках. Огненные стрелы магии пронзили руки, ища выход; два слепяще-белых потока ударили в грудь ночнице, отбрасывая ее назад.

А из зелени кустов, навстречу распластавшемуся в воздухе телу нелюди рванулись еще потоки Силы, разрывая ночницу пополам.

…Эсвендил потрогала носком сапожка замершую верхнюю часть тела твари.

— Уфф… Ты заставила нас побегать, Миральда. Едва успели.

— Да уж, — Глорис усмехнулась, — но ты все равно молодец.

Миральда прислонилась спиной к черному стволу. Отчего-то ее мутило, перед глазами прыгали цветные мушки.

— Я думала… ребенок настоящий.

И невольно бросила взгляд туда, где из-под прелых листьев выглядывал детский череп. Проклятая нелюдь… Эсвендил поморщилась:

— Всего лишь иллюзия, сестра. — И, пнув носком сапожка начавшее стремительно разлагаться тело ночницы, поинтересовалась: — Ну что, будем брать это в деревню?

Разумеется, молчаливое свидетельство своих ведьмовских подвигов они оставили в лесу. Пройдет еще немного времени, и то, что было ночницей, рассыплется в прах, вернется в лоно Атхены, Матери-Земли — и ничто не будет напоминать о том, что когда-то среди болот жила опасная тварь… Разве что только человеческие кости, оставшиеся после ее пиршеств.

Ведьмы вернулись в деревню грязные и усталые, прошествовали сквозь сбившиеся в кучу избы, ловя на себе неприязненно-недоумевающие взгляды женщин, и с гордо поднятыми головами скрылись в своей развалюхе.

Глорис, не раздеваясь, растянулась на тюфяке.

— Уфф… Мне кажется, наши таланты здесь не оценят.

И подмигнула Эсвендил. Та лишь пожала плечами.

— А ты никак ожидала, что тебя здесь примут с распростертыми объятиями?

Младшая открыла было рот, чтобы ответить, но как раз в этот миг в дверь осторожно постучали.

Миральда хлопнула себя рукой по лбу. Шенти! Как она могла забыть? Да и сестрички тоже хороши… А солнце уже висело над самым краем мира, аккуратный малиновый шарик, закутанный в легкий пух облаков.

— Это, я полагаю, наша страдалица? — недовольно пробурчала Глорис, неохотно поднимаясь с тюфяка. — Ну что ты, Миральда, замерла, как колода? Открывай. Делать нечего.

— Мы управимся быстро, — заверила Эсвендил, — ночницу-то убили.

Миральда отворила дверь, но на пороге увидела отнюдь не Шенти, а здоровенного детину в грязноватой рубахе и темно-синих шароварах, что должно было быть роскошью для этих мест. Его темные глаза буравчиками впились в лицо Миральды, затем взгляд быстро переместился на Эсвендил и Глорис.

— Э-э-э, — промычал он неуверенно, — отец прислал узнать, как вы тут устроились и не нужно ли чего?

Ведьма, прищурившись, разглядывала парня и наконец пришла к выводу, что лицо у него довольно приятное, только лоб малость низковат, что могло служить признаком отсутствия возвышенных мыслей.

— Ты сын Мареса? — Она приветливо улыбнулась. Улыбка эта, как солнечный луч в воде, расплескалась на лице нежданного гостя, он улыбнулся в ответ — и показался ведьме очень милым.

— Да. — Он покраснел и опустил глаза. — Отец просил узнать…

Миральда и не заметила, как Глорис оказалась рядом с ней — плечом к плечу.

— У нас все просто замечательно, — сладко пропела младшая ведьма, — передай отцу, что мы благодарны, очень благодарны ему за все! — И тут же, подмигнув, добавила: — А ты похож на Мареса, Хаттар свидетель! И статью, и лицом…

Улыбка на лице старостиного сына стала еще шире, хотя трудно было представить, что такое возможно.

— Э… ну… я пошел… тогда, — промычал он, неуклюже переминаясь с ноги на ногу.

— Нам было приятно тебя повидать. — Глорис вдруг шагнула вперед и дружески хлопнула его по широченному плечу. — Заходи еще как-нибудь! И еще… Как тебя зовут, а?

В глубине избы презрительно хмыкнула Эсвендил. А самой Миральде захотелось сквозь землю провалиться от стыда. Потому что милая сестренка Глорис занималась не чем иным, как привораживанием. И — помилуй Атхена — кого? Грязного, неотесанного мужлана.