Владимир Лещенко - Торнан-варвар и жезл Тиамат

Молва приписывала, впрочем, обитателям степи и положительные качества — гостеприимство, например. Торнан слышал, что не накормить встреченного путника — для кочевника тяжкий грех, будь он последний пастух или даже хан. (Точно так же, как для путника — оскорбить хозяев отказом от угощения.)

Впрочем, говорили также, что в голодные годы путника могли и самого пустить на угощение — как ни жалко чужого человека, а своих детей еще жальче.

Еще ходил занятный слух, что в Степи никогда или почти никогда не грабят ради золота или драгоценностей, ибо номады не испытывают в них большой нужды — другое дело оружие, стада и женщины (мда, вот еще проблема!).

Одним словом, впереди была довольно опасная дорога. Но выбора не было — нужно было идти. Будь Торнан один, он бы просто дождался ночи и вернулся в Альбию, и помоги Громовник тому, кто бы попытался поймать его и сдать страже! А там — быстрый конь, купленный или украденный, за день-два донес бы его до границ с Хетти или Ниссарой. Но где пройдет он один, там нечего и думать проскользнуть четверым, среди которых — никчемная изнеженная девчонка.

При мысли о том, что придется тащить Лиэнн, он скривился, как от доброй порции уксуса.

Тренированный человек, например, солдат славной Северной Стражи, может пройти в день с грузом примерно тридцать лиг. Ну хорошо, он сможет идти с такой скоростью и пять, и десять дней. Дня три продержится Марисса. А вот эта патрицианская дочка свалится на первом же десятке миль. Но что прикажешь делать? Бросить ее в степи, на почти верную смерть от голода или хищных зверей или рабство у бродячих пастухов?

То есть, если на то пошло, выйдет, что они зря подставили в имении герцога Мархо голову под топор, поубивав при этом некоторое количество живых людей?!

Но даже и брось они ее — Чикко тоже долго не сможет идти. День-два — самое большее. И что — сидеть и ждать, пока он вылечит себе сбитые до костей ноги? Или друга тоже надо бросить на поживу волкам и полосатым гиенам?

Значит, придется идти, равняясь по самому слабому, в надежде, что по дороге попадутся торговцы или аборигены, которые продадут им хотя бы двух коней.

Между прочим, куда им идти, он тоже толком не знал.

Если судить по карте, то в трех-четырех днях хода одву-конь лежит Такон — второй по величине город Ибрании, ее пограничный форпост. За ним всякая цивилизация обрывается. Оттуда можно будет легко спуститься по какой-нибудь из мелких речушек в Хатту и без особых трудностей добраться до Андии, где и добыть недостающую часть жезла.

Но без коней, да еще с довеском в виде отставной герцогини Тамисской, путь может растянуться на месяцы. Значит, придется сворачивать на юг, пересекать засушливую Смеарскую котловину, выбираться к стоящему на границе Таноры городку Самхен и уже оттуда двигаться во все тот же Такон, из которого, в свою очередь, через Хатту — в Андию.

И все это опять-таки будучи обремененными девицей, которая даже не вполне понимает, что они для нее сделали.

Хотя... Капитан несколько повеселел. Кто их, собственно, заставляет тащить Лиэнн всю дорогу?

Он пододвинулся к Мариссе.

— Слушай, Рисса, я вот что подумал. Нам надо ведь что-то решить с Лиэнн...

— А чего тут решать? — передернула плечами воительница. — Доберемся до ближайшего святилища Матери и там ее оставим. Уж послу соборного Коргианского храма не откажут?

Торнан закивал, испытав глубокое разочарование. Он-то думал, что Марисса поблагодарит его за верно найденное решение, а она уже обо всем догадалась сама.

Он наконец принял решение:

— Идем на юг. Давайте, поднимайтесь. Тебя тоже касается, — слегка пнул он молча нахохлившуюся Лиэнн.

Прошел час. Потом еще. Третий... Пятый...

Пот лил в три ручья, ноги заплетались. Оглядываясь на Чикко и Лиэнн, Торнан отчетливо видел, что если те сейчас упадут, то уже не встанут. Да он и сам изрядно устал.

Выбрав место, Торнан скомандовал привал в тени высокого холма — а может, кургана.

— Отдыхаем до ночи, — объявил он. — Отдохнем, пойдем до утра, переждем жару и двинемся дальше. Воды не дам, — сообщил он пожирающей взглядом бурдюк девчонке. — Только ночью — сейчас ты изойдешь потом и будешь больная и мокрая как мышь.

До заката было еще далеко, но фомор и альбийка заснули почти мгновенно.

Часа через три, впрочем, они пробудились и даже слегка ожили. За это время Торнан с Мариссой поднялись на вершину кургана и осмотрели окрестности, не увидев ничего хорошего, равно как и плохого. Потом вздремнула сама Марисса.