Уильям Николсон - Последнее пророчество

— Так это же я! Кто ж еще?

— Возможно, Доминат слишком силен даже для вас.

— Это мы посмотрим! — Зохон ударил молотом о ладонь левой руки. Затем в глазах воина неожиданно появилось подозрительное выражение.

— Почем мне знать, что все это правда? Может быть, ты водишь меня за нос? — Сомнения быстро укрепились в его разуме. — Ведь сама Йодилла не сказала ничего. Все, что я знаю, исходит от тебя. Кто ты? Что тебе нужно? Откуда мне знать, что ты меня не обманываешь?

Кестрель быстро соображала.

— Вот поэтому Йодилла и придумала тайный знак.

— Какой? Я не видел его.

Зохон уставился на девушку тяжелым подозрительным взглядом.

— Она очень осмотрительная. Вы должны всегда быть наготове.

— Я готов, но еще не видел никакого знака. Я должен сам увидеть его.

Кестрель оглянулась, словно желая убедиться, что никто не подслушивает их, и прошептала:

— Этим вечером, после ужина. Мы с Йодиллой будем гулять между деревьями. Найдите место среди повозок и наблюдайте. Я скажу Йодилле, что вы смотрите. Тогда все и увидите.

— Надеюсь, — мрачно произнес Зохон. — Ради твоего же блага.

Кестрель не составило большого труда уговорить Йодиллу прогуляться вместе с ней. У Сирей было о чем поговорить по душам с подругой. Кесс почти не слушала ее, ожидая подходящего момента, когда она сможет подать ей тайный дружеский знак. Сирей сделает то же самое, и Зохон, наблюдающий из укрытия, будет удовлетворен.

— Когда я снова увижу твоего брата, Кестрель? Я должна увидеть его до свадьбы. Это очень, очень важно!

— Сирей, тебе следует забыть о моем брате.

Кестрель выбирала путь так, чтобы принцесса повернулась лицом к повозкам.

— Но почему? Он понравился мне. Может быть, я даже люблю его.

— Нет, не любишь. Все это глупости. Ты же ничего не знаешь о нем.

— Не важно. — Сирей оказалась на удивление настойчивой. — Мама говорит, что никто не знает человека, с которым вступает в брак. Человека можно узнать только после свадьбы.

— Ну, хорошо, я думаю, он не подходит тебе.

Пораженная, Сирей остановилась и пристально поглядела на подругу. Кестрель сказала это, почти не задумываясь, и тут же пожалела о своих словах. Она сама недоумевала, почему вдруг у нее вырвалась эта фраза.

— Я не то имела в виду, — произнесла она.

— Нет, то, — сказала Сирей, моргая сквозь слезы. — Ты считаешь, что я глупая, тщеславная и проку от меня никакого.

— Нет, я не…

— И ты права. Ты лишь должна понять, что до того, как я встретила тебя, всем хотелось, чтобы я была именно такой.

— Сирей, прошу тебя…

— И я старалась соответствовать желаниям этих людей. А теперь я решила измениться. И изменюсь, хоть я глупая, тщеславная и проку от меня никакого! Теперь я знаю, какой хочу быть — похожей на тебя. Вот какой я решила стать.

— Ты гораздо лучше меня, — печально произнесла Кесс.

Она знала, что Зохон наблюдает за ними из укрытия. Когда пришло время, Кестрель поняла, что ей будет трудно сделать то, что она должна сделать. Все это слишком походило на предательство.

— Пожалуйста, не лишай меня своей дружбы, Кесс, — сказала Сирей. — Ты даже не представляешь, как это для меня важно.

— Конечно, я останусь твоим другом.

Затем без всякого приглашения Сирей сложила ладони вместе, в знак, который Кестрель называла знаком тайной дружбы. Зохон, спрятавшийся между повозками, тоже увидел знак, Который Кесс представила ему как символ вечной любви. Больше он ничего и не ждал. Убедившись в том, что служанка не обманула его, Зохон проскользнул между повозками и отправился к своим людям.

Кестрель услышала, что он ушел, и сложила ладони в ответном знаке. Слезы выступили на глазах девушки. «Прости меня, Сирей, — произнесла Кестрель про себя. — Я не хотела предавать тебя. Но так вышло».

Этим же вечером среди рабов распространилась весть о том, что у пророчицы Аиры Хаз было еще одно видение и она хочет сообщить его людям. Мало кто еще продолжал верить, что Аира обладает настоящим даром, поэтому большинство людей собралось просто из любопытства.

В вечерних сумерках рабы прибывали по трое-четверо, чтобы не вызвать подозрение своих хозяев. Аира уселась прямо на землю у большого костра, а люди образовали постепенно расширяющийся круг. Как и предполагали Хазы, пришел доктор Грис. Он расположился в первых рядах — там, где мог выразить свое несогласие с пророчицей. Прочие считали высказывания Аиры не более чем развлечением. Джессел Грис уверял, что она опасна.