Уильям Николсон
Родной берег
Наши родители познали любовь прежде нас, а их родители – прежде них. Говорят, что истории нашей любви наследуются подобно цвету глаз. Наше счастье уже кто-то пережил; наши ошибки уже совершались. Надежды и страхи тех, кто нас воспитал, мы несем в себе, никуда нам от них не деться. Они как родной берег: отталкиваешься от него, уплывая вдаль, но рано или поздно возвращаешься назад.
William Nicholson
MOTHERLAND
Copyright © 2013 William Nicholson
© Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2017.
Элис Диккинсон сидела на заднем кресле «пежо», хотя предпочла бы переднее, и смотрела, как мимо проплывают нормандские сады. Водитель, грузный мужчина средних лет с печальными глазами, ждал у паромной переправы, держа табличку с ее именем. Неловкая попытка связать несколько французских слов, заученных в школе, наткнулась на непонимание. И вот он сидит, мрачно ссутулившись над рулем, выстукивая пальцем одному ему слышимый ритм, словно не ожидая от жизни ничего хорошего. Знать бы хоть, кто это – просто таксист или член семьи. Бесспорно было одно: он везет Элис к бабушке, Памеле Эйвнелл, еще десять дней назад не знавшей о существовании внучки.
Машина свернула с шоссе на дорогу поуже, тянущуюся вдоль восточного берега Варенны. Вереница островерхих домиков сменилась зарослями могучих буков с широколиственными кронами, припыленными августовским солнцем. Последние теплые летние деньки, думала Элис. Погода, чтобы лежать в высокой траве рядом с возлюбленным. А не расставаться навсегда.
Каждый сам выбирает, как жить. Вроде все просто, а на самом деле нет. Взять хоть мамину судьбу. В двадцать три года – как Элис сейчас – ее мать связалась с мужчиной, который не любил ее или любил не настолько, чтобы хотеть ребенка. «Сделай аборт, – сказал он. – Я оплачу».
«Гай Колдер, мой отец, тот еще ублюдок. И я – несостоявшийся аборт. Вот уж кто настоящий ублюдок!»
Странно, но ненависти к отцу у нее не было. Какое-то время ей казалось, будто она его презирает, но нет, то было совсем иное чувство. Красавец Гай, бессовестный эгоист, не занимал в жизни Элис вообще никакого места – ни тайного, ни явного. Так, туманный образ, пара эпизодов и набор генов.
Вот что в итоге тебя цепляет. Вот что затягивает. Однажды просыпаешься с осознанием того, что половина в тебе – от него. А что, если именно эта половина сильнее? Тогда-то и появляется желание узнать побольше.
– Почему ты такой ублюдок, Гай?
В ее вопросе не было злости, и отец не обиделся. Он угостил ее обедом в одном из своих любимых местечек на Шарлот-стрит – в «Меннуле» с отличной сицилийской кухней.
– Обычная история, – отмахнулся он. – Меня самого мать тоже рожать не хотела.
Ну разумеется. Во всем виновата мать. Отец может слинять к чертям, никто глазом не моргнет, но мать обязана отдавать и отдавать себя без конца. Рожать, кормить и любить жертвенной любовью.
Значит, это тянется не первое поколение.
Прежде Гай не слишком занимал Элис, а тем более – его родня. Но теперь вдруг стало интересно.
– Почему она не хотела тебя рожать?
– А, – бросил Гай так, будто эта тема уже давно перестала его волновать. – Вышла не за того парня, случается сплошь и рядом. Видимо, потому что ее мать тоже вышла не за того парня. Как видишь, ты из династии ошибок.
«Я из династии ошибок. Вот спасибо!»
– Она еще жива?
– О боже, конечно. Живее многих. Ей всего-то семидесятый годик пошел. Хотя тебе-то откуда знать. Она до сих пор очень даже ничего. И по-прежнему все делает по-своему. Впрочем, если честно, я уже несколько лет ее не видел.
– Почему?
– Так лучше для нас обоих.
Вдаваться в подробности он не стал.
Рассказ о череде несчастливых браков взбудоражил Элис. Захотелось встретиться с собственной бабушкой, которая «все делает по-своему».
– Она даже не в курсе, что ты есть на свете.
– А я бы к ней все-таки съездила. Ты-то не против?
Он задумался – но аргументов против не нашел.
– У меня есть только ее адрес, – ответил он. – В Нормандии.
Кондиционера в машине не было. Пришлось полностью опустить боковое стекло. Врывающийся ветер немилосердно трепал волосы Элис. Одежду она подбирала с особой тщательностью: надо выглядеть элегантно, но в меру. Модные узкие джинсы, жакет из небеленого льна. Весь багаж – холщовая сумка с принтом: Кайботт, «Париж в дождливую погоду». Почему-то казалось, что Памеле Эйвнелл по вкусу стильные штучки.
Читать дальше