Ирина Якимова - Либитина (СИ)

— Которую, милая?

— Я сейчас вдруг вспомнила… Про колодец Ужасной Лесной Старухи.

— Таинственной Лесной Старухи, — машинально поправила я. Образ старой Лесной Ведьмы, которым няньки издавна пугали непослушных детишек, нравился мне. Я почему-то не видела в Лесной Старухе озлобленное на весь мир чудовище, а чувствовала странную приязнь, сродство с мудрой и справедливой отшельницей.

— Таинственной, — дочь лукаво, по-взрослому улыбнулась, будто прочитала мои мысли. — Маленький мальчик свалился в таинственный колодец у хижины Лесной Старухи. Он падал, падал… пока не понял, что летит. Потом он опустился на дно в темном мире, искаженном, как отражение в кривом зеркале. Там он вступил в бой с Порождением Тьмы. Мальчик победил, но случайно вдохнул кусочек тьмы, и поэтому вернулся в родной мир искаженным. Люди боялись, сторонились его. Только его старшая сестра не испугалась. Она пошла в услужение Лесной Старухе. После череды служб-испытаний девушка выведала у ведьмы волшебное исцеляющее заклинание и исцелила брата. Так вот. Я вспомнила ее и вдруг подумала: а что такое «Порождение Тьмы»?

«Порождение Тьмы…» — я почему-то подумала о Вако и усмехнулась странному сравнению. Во рту появился кислый привкус недавно выпитого вина, тошнота подкатила к горлу. Я присела, сорвала соломинку, нервным движением поднесла ко рту, сжала в зубах, и ее легкая горечь, пьянящий крепче вина аромат немного успокоили. Подул ветер, принеся привычный запах пыльных дорог и сухих трав — запах начала осени. Я поежилась:

— Порождение Тьмы? Не помню, дочка. Какое-то воплощение зла.

— И стишок-заклинание, которым сестра исцелила мальчика, я забыла…

— Потом найдем в книжке. Знаешь, пора спать.

— Красиво у меня получилось? — Антея любовно огладила кукольное платье.

— Очень. На первый бал сошьем тебе такое же.

Антея грустно усмехнулась:

— Я некрасивая.

В чем-то она была права: пухлое, неладно скроенное, как у многих подростков, тело, неопределившиеся, незапоминающиеся, мягкие, но крупные черты лица. Но я улыбнулась. Некоторые бутоны распускатся позже, но цветут дольше. Я полагала, подлинный расцвет красоты Антеи придется на семнацать или даже двадцать лет.

— Подожди. До твоего первого бала еще два года. Многое изменится.

— Это вы всегда были красавицей, не я, — в голосе восхищение яркой матерью и нотка зависти. Я засмеялась:

— Я твоем возрасте меня дразнили ''обезьянкой'' за большой рот. Мы поздно зацветаем, Антея, зато как расцветаем! Я ясно вижу тебя через десять лет. Ты будешь красивее этой куклы.

Антея крепче обняла куклу, зная о моем неоднозначном отношении к этим созданиям.

— Почему ты их не любишь? Они красивее людей, — прошептала она, как подруге, и провокационно замолчала, ожидая ответа. Я вздохнула:

— Живое красивее неживого. Красота заключается не только в правильности черт, Антея! В мыслях, в поступках, в идеях, в творчестве. Вот твой Нарро, между прочим, замечательно красивый творец. А кукла это только копия, сегодня такая же, как вчера. Кукла навсегда останется в одном возрасте, с одним выражением лица, ничего не скажет, ничего не совершит.

Антея слушала внимательно, и это немного льстило. Мама с раннего детства и до сих пор оставалась ее кумиром. Только на последних словах она принялась подергивать плечами, нервно выражая несогласие.

— Но куклы не заболеют, не состарятся и не умрут, — выпалила она, когда я замолчала. — И, мне иногда кажется, особенно ночью, что они… думают. Разговаривают друг с другом мыслями. Может быть, они говорят о нас? -

Шепотом, вряд ли осознавая сама, она поверяла мне свое одиночество… Но я не понимала этого, и мало слушала дочь. Я застыла, прислушиваясь к звукам ночи. В отдалении разговаривали двое мужчин. Гедеон Вако собирался в обратную дорогу, Эреус провожал его. Через минуту раздался короткий гладкий свист хлыста и удаляющийся топот копыт, тонущий в плотных облаках дорожной пыли. Дочь договорила и замолчала, ожидая моих слов.

— Думаю, больше не стоит заказывать кукол со стеклянными глазами, — наконец, резюмировала я и тихо призналась для доверительности: — Они и меня пугают.

— Я не боюсь их! — неожиданно резко воспротивилась Антея, но я малодушно не стала выяснять, что с ней такое. Большая девочка, пусть учится разбираться сама. Временами она слишком послушна…

…Тогда я стояла так близко к дочке, но не подошла, не обняла ее! «Матери пора отойти в тень», — убеждала я себя, или меня уговаривал лживый туман, не желающий покидать голову с самого собрания? А кто знает, какие незначительные наши жесты, взгляды, слова могут кардинально изменить историю? Может, обними я Антею, все пошло бы иначе. Но тогда я не знала, что не будет никакого расцвета ее красоты, я не увижу дочь ни в двадцать лет, ни даже в семнадцать… и расстояние меж нами осталось прежним.