Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

Песнь хранительницы оборвалась на высокой, улетевшей в солнечное небо ноте. Все замерло. Свет, пробивавшийся сквозь линии, потух. Тишина обухом ударила по ушам, и даже тот категорически не согласный посвящаться малыш умолк. Внутри задрожала струна, очень знакомое ощущение, похоже, мы ступили на переход. Но в этот раз все было наоборот: Мила своей песней пригласила сюда часть чужого мира, и безвременье стало изливаться из трещин под нашими ногами. Туман полностью скрыл ступни. Из его белого месива вставали тени, косые, гротескно-уродливые, низкорослые. Они ничего не делали: не шевелились, не рвались к человеческим фигуркам, очертания которых расплывались. Тени выстроились, как и мы, ровным полукругом напротив хранительницы.

Дыхание сбилось, я и сама не заметила, как инстинктивно подняла Невера повыше, на всякий случай. Гортанный крик, та Мила, которую я пусть и недолго знала, не могла исторгнуть из себя такой звук. Другое дело хранительница filii de terra. Получив команду, тени подняли подобие рук к небу. Девушка сжала кулаки, потрясая ими в воздухе. Тени удлинились, будто солнце в одночасье решило упасть за горизонт. И перестали быть тенями, эфемерными и неосязаемыми. Сила высших и низших наполнила темноту, из которой они сотканы. Грозная сила.

Руки ближайшей, похожие на садовые цапки, качнулись в сторону змееныша и задели меня. Зов безвременья тут же ввинтился в голову острым шипом, вызывая желание бросить все и бежать в спасительную темноту. Тень-лапа поднялась выше — к удивленной чешуйчатой мордашке. Я в панике оглянулась. Справа женщина лет пятидесяти, или то, что выглядит как женщина лет пятидесяти, эдакая гранд-дама, смело протянула розовый сверток вперед, из вороха одеял торчал русый хохолок. Изогнутая тень тут же вцепилась в светлую макушку кривыми пародиями на руки с такой силой, будто была не призраком в нашем мире, а жила, чувствовала, нуждалась, была материальна. Ребенок закричал, так пронзительно и горько, как умеют дети в искренней обиде на страшный, причиняющий боль мир. Первый крик, прозвучавший как сигнал, следом зашелся в плаче второй малыш и третий. Молодой мужчина чуть дальше нетерпеливо встряхнул ребенка в сиреневых ползунках и, когда тот испуганно клацнул зубами, сунул в загребущие руки ближайшей тени.

Я посмотрела на Невера, он ответил мне не менее испуганным взглядом и громко икнул. Да, он монстр, но пока еще никого не съевший и не укусивший, по сравнению с моей Алиской чист и невинен. Я притянула извивающийся сверток к себе и отступила.

— Ольга, — сквозь коллективный плач донесся голос Пашки, и тон был отнюдь не одобрительный.

Я понимала, что делаю все неправильно, но отдать своими руками ребенка безвременью у меня не было сил.

По спине пополз холод. Я обернулась, еще одна тень, уже с другой стороны, вытянула крючья-пальцы. Из каждой линии вырастало сразу несколько теней. Они то удлинялись, то съеживались, трепетали и двигались, напоминая водоросли в толще воды. Плюс в том, что полностью покинуть трещину в земле они не могли или не хотели.

Остальные малыши благополучно закатывали истерики в когтях теней.

Я знала, что все в круге и за его пределами смотрят на меня, недоумевают. Осуждают и злорадствуют.

— Не дури! — снова Пашка. — Нужно закончить посвящение.

Вот и прекрасно, пусть заканчивают. Я знаю, что делает с рассудком безвременье, не считаю, что недавно родившийся, вернее, вылупившийся ребенок тоже должен это почувствовать. То ли дело у людей, побрызгал водой, поцеловал пару картинок, надел амулет-крестик — и все!

Я поймала на себе взгляд хранительницы. Краткий миг узнавания. Я демонстративно прижала к себе Невера. Недвусмысленный жест. Мила закрыла глаза, лицо девушки застыло резкими угловатыми чертами. Она приняла решение. Я тоже. Руки с маленькими ладошками еще недавно так же прижимавшие к себе Игоря, как я змееныша, вытянулись в мою сторону в указующем, приказывающем жесте. Браслеты сменили цвет с красного на белый. И вместе с ней это движение повторили все тени, все, которым не досталось детей. Их было больше посвящаемых, на наши души пришлось сразу более десятка. За что такая честь?

Выходцы из безвременья все еще оставались в трещинах, оставаясь в своем мире, они вытягивались в нашем, удлинялись, чтобы добраться до цели, на которую указывала Мила. Все было очевидно, впереди плотным строем стояли тени, позади вне круга люди и нелюди, деваться нам некуда. Я смогла на мгновение отсрочить неизбежное. Развернувшись, закрыла ребенка, пусть сначала сцапают меня. Кто его знает, может, им и этого хватит. Глупая надежда, я знала, что не хватит, но не надеяться не могла. Кривые пальцы прошли через мою спину. Насквозь. И вцепились в змееныша. Два приза по цене одного. Невер закричал. От боли в его голосе мне захотелось сжаться в комок, я чувствовала его страх, отчаяние. Сверток задрожал. Хвостик сдавил запястье.