Роберт МакКаммон - Я путешествую по ночам

Расположившись, Лоусон взялся за весла.

— Удачи, — сказал Мак-Гир, отвязывая скиф и отпуская этого на вид молодого авантюриста из доков.

— Спасибо, сэр, — ответил тот и принялся грести, лавируя между другими рабочими лодками и удаляясь все глубже в жаркую темноту болота. Факел горел у него за спиной, но был ли свет приветственным — это еще вопрос открытый.

Музыка скрипки и голоса горожан вскоре начали угасать. Жужжание и стрекот насекомых, населяющих болота — вот он, настоящий ноктюрн — зазвучали в ночи.

У него была нарисованная Мак-Гиром карта в кармане пальто, и Лоусон уже изучил ее, но на то, чтобы исследовать ее более подробно, у него времени пока не нашлось.

Через несколько минут канал повернул вправо, и последний вид Сан-Бенедикта скрылся с глаз, спрятавшись за запутанными зарослями деревьев. Лоусон позволил лодке дрейфовать и зажег сигару от факела. С глубоким выдохом он выпустил облако дыма.

Вокруг летало множество слепней и москитов, но никто из них не осмеливался укусить Лоусона: на их вкус он был недостаточно теплым и — это он понял со временем — насекомые за версту чуяли от него запах мертвеца.

Мое время , отчетливо понимал он, истекает .

Он продолжил грести, пока болото окутывало его.

Что-то мелькало за деревом слева. Темнота пульсировала.

Лоусон греб вперед, не отвлекаясь ни на что, кроме сигары.

Казалось, из самой ночи выросли фигуры. Они были призраками прошлого. Лоусон увидел свой детский дом в Алабаме и любимого пса, с которым он любил играть. Увидел озеро недалеко от дома, где он часто рыбачил и откуда приносил хороший улов. Вспомнил лесную тропу, ведущую к кладбищу, где покоились его предки, которые, вероятно, не могли даже предположить, что у маленького Тревора есть шанс на вечную жизнь, если только он оставит свою человечность позади и станет членом Темного Общества.

Но это был кошмар, а не жизнь. Даже посмертным существованием это удавалось назвать с большой натяжкой.

После событий под Шайло он два раза приходил навестить свою жену и дочь. Дважды подходил к дому в Монтгомери, скрываясь в ночи, вглядывался в окно, надеясь воссоединиться со своими близкими. В первый раз это было во время грозы, и вспышка молнии выхватила его из тени. Кейси, должно быть, проснулась от грома и заметила его сквозь стекло…

… а потом она закричала так горько и испуганно, что это заставило Лоусона срочно броситься прочь оттуда.

На то, чтобы явиться к родному дому второй раз, у него хватило сил лишь через годы. Это было майской ночью. Он тайком проследил за Мэри-Элис и отметил, что она постарела. Передвигалась она медленно, ничего не боясь. В парке, где светили бумажные фонарики, она повстречалась с молодой женщиной, в которую превратилась Кейси, и дочь Лоусона держала за руку маленькую длинноволосую девочку в розовом платьице.

Пожалуй, это был одновременно самый прекрасный и самый жестокий момент в его посмертной жизни, потому что все они были живы и так счастливы, их мир наполняла любовь и радость, но ему не было доступа в этот мир. Ему приходилось бороться с демонами — как вокруг, так и внутри себя.

Он не стал задерживаться на том фестивале и слишком близко к Мэри-Элис или Кейси себе подойти не позволил. Как и к молодому человеку, за которого вышла замуж его дочь и от которого родила ребенка… его внучку .

Лоусон держался вдалеке, в темноте, ежась от внутреннего могильного холода, который на него нагонял вездесущий аромат теплой человеческой крови, в которой он так нуждался.

Не выдержав, он бегом покинул эту сцену счастья и пытки, думая о том, что где-то на семейном кладбище, наверное, стоит его надгробие, но могила под ней пуста, потому что он так и не был найден после сражения: он стал одним из более трех тысяч пропавших без вести или захваченных в плен солдат в битве при Шайло. Одним из тех, кто никогда не вернется домой.

В ту же ночь он почти досуха выпил бродягу на железнодорожной станции, но убивать его не стал. После этого ему захотелось выяснить, насколько сильным он был и сколько сможет продержаться без человеческой крови, потому что в душе он не был монстром и становиться им не собирался.

… а сейчас Лоусон продолжал грести, а темная вода вокруг него булькала и хихикала, насекомые жужжали и кружили рядом, но не кусали, потому что его ихор был для них слишком горьким вином. Он знал, что это может значить только одно: он настолько приблизился по своей сути к злым созданиям ночи, что даже природа не хочет получать от него ничего для поддержки своего баланса.