Джонатан Страуд - Врата Птолемея

Обратите внимание на то, что в моей реплике отсутствовали какие-либо шутки, подначки или насмешки. Невзирая на то что Ноуда пребывал не в лучшей форме, я не сомневался, что он способен одним взглядом разнести меня на атомы. Так что я счел за лучшее быть вежливым.

Он обращался с ней так, как будто… Хм, скажем так: его эгоистичные побуждения на сей раз были неочевидны. Несомненно, что-то он с того рассчитывал выгадать, и немало, вот только я не знал, где и в чем.

Это была чистая правда: обычно облик Наэрьян включал в себя иссиня-черный торс, три огненных глаза, расположенных несимметрично, и множество паучьих лап. Ну да, конечно, это вопрос привычки, и все же это выглядело куда благопристойнее, чем какой-то там Дженкинс.

Где-то в глубине этих глаз виднелся бешеный водоворот невероятной мощи Иного Места. Я еще невольно подумал, долго ли смертное тело выдержит присутствие такого обитателя.

Мы оба постарались, чтобы это прозвучало резко, четко, уверенно. Не то чтобы нам это удалось. Его голос отличался писклявостью, изначально свойственной летучим мышам и свисткам для собак, мой же дребезжал, как у дряхлой старой перечницы, которая просит себе к чаю сэндвич с огурцом.

Ну, это я загнул, признаться. Не тыщу лет, а всего пару веков. Последним был мой чешский хозяин, изрядно склонный к полноте. Я не раз осуждал его за то, что он не следит за собой, и постепенно вселил в него негодование и стремление доказать обратное. И вот как-то раз я принялся подначивать его, уверяя, что он не сумеет дотянуться до носков собственных ног, находясь в пентакле. До носков-то он дотянулся, но в процессе его зад высунулся за пределы круга, что позволило мне вырваться на волю. Надо сказать, он и вправду был жирноват, но при этом оказался довольно неплох на вкус.

Разумеется, продлилось это недолго. «Эй, Бартимеус, не мог бы ты проложить каналы по всему Междуречью?», «Не мог бы ты переместить русло Евфрата вот здесь и здесь?», «Слушай, раз уж ты за это взялся, не мог бы ты заодно посеять в пойме несколько миллионов семян пшеницы? Заранее спасибо». И даже палкой-копалкой меня не снабдили. К тому времени, как я дотянул до Урала, мой восторг несколько повыветрился. Уж больно спину ломило.

Уж в чем, в чем, а в бутылочной акустике я разбираюсь, можете мне поверить. Большую часть шестого века я провел в старой склянке из-под кунжутного масла, запечатанной воском и бултыхающейся в волнах Красного моря. Моих воплей никто не слышал. Наконец меня освободил старый рыбак — к тому времени я уже настолько отчаялся, что на радостях решил было выполнить несколько его желаний. Я вырвался наружу в облике дымного великана, выпустил несколько молний и наклонился, чтобы спросить, чего он желает. Бедолага тут же и помер от разрыва сердца. В этой истории должна быть какая-то мораль, но хоть убейте, я ее не вижу.

С его точки зрения это ощущение было вполне логичным. Он ведь вобрал в себя меня, существо из воздуха и пламени.

В этом мире ничто не меняется. Нефертити вечно проделывала то же самое с Эхнатоном: подкрадывалась к нему именно в тот момент, когда он подсчитывал собранный урожай, и интересовалась, как она смотрится в новом головном уборе. И он каждый раз спотыкался на том же самом месте.

Использовать подобный талисман — это все равно что отвинчивать пробку с бутылки с газировкой. Или нет. Вот, пожалуй, более удачное сравнение — представьте, что вы сначала хорошенько растрясли эту бутылку. А теперь вы медленно-медленно откручиваете крышку, и… Вся штука в том, чтобы отвинтить ее ровно настолько, чтобы сперва выпустить немножечко газа. Тогда волшебник может направить энергию, куда ему надо. А если отвернуть пробку слишком сильно или сделать это слишком быстро, то обольешься с головы до ног, если можно так выразиться. В числе знаменитых сооружений, разрушенных в результате небрежного обращения с талисманами, Александрийская библиотека и Фаросский маяк, вавилонские висячие сады, цитадель Великого Зимбабве и подводный косский дворец.

Рабам и военнопленным выдавали железные ножи и выгоняли на большую римскую арену сражаться с пленными джиннами. Римская знать просто обожала эти забавные погони и остроумные способы убийства.