Оксана Аболина - Боец Великого Похода

Кукушкина аж передёрнуло. Вот только присутствия Белого Бога им и не хватало на остатке пути к родному батальону. Но делать нечего. Пора отправляться в путь.

Бойцы двигались по заснеженному лесу на снегоступах. Прошло уже шесть часов, как они вышли из Татинок, но до сих пор им не встретилось никакого жилья. Всё замерло в природе, лишь то и дело тревожно перекрикивались вороны да потрескивала от мороза кора деревьев. Было ясно, что Полозовские дворы остались далеко позади. Да и с Неполодью они, похоже, разминулись.

— Может, привал? — крикнул товарищам еле поспевающий за ними Кукушкин.

— Ещё немного, — пообещал командир отделения. — Может, показалось, но вроде, впереди огонь блеснул. В такую хренотень ни черта не разберёшь. Если за опушкой ничего нет — отдохнём.

Они прошли ещё пару сотен метров, и тут увидели одинокую избу. Никаких других строений рядом не было. Вокруг белел лес, и ни души. Снег вокруг избы был неутоптан и не убран. Но в окошке теплился свет. Здесь кто-то жил.

— Наверное, дом лесника, — предположил командир отделения. — Попросим его проводить нас до жилья.

Они взобрались на крыльцо и постучали.

— Кто там? — раздался из-за двери дребезжащий старческий голос.

— Впусти, бабушка. Мы заблудились, — взмолился Кукушкин.

— А много ваш там? — прошамкали в ответ.

— Трое.

— А вы не иж налоговой?

— Да нет, из какой налоговой, бабушка? Военные мы. От своих отстали. Хотели через лес срезать и заблудились.

— Ну так и быть, жаходите-жаходите. Шкоро обед.

Дверь отворилась. На пороге стояла горбатая тощая старуха с крючковатым носом и большой бородавкой на щеке, из которой торчал пучок волос. Старуха опиралась на изогнутую клюку.

— Бабушка, ты тут одна живёшь? Это дом лесника?

— А што? — подозрительно встрепенулась старуха. — Вы, шлучаем, не лихие люди? У меня грабить нечего.

— Да нет же, бабушка, мы тебя не обидим. Мы надеялись, кто-нибудь нас до жилья выведет.

— Шкоро обед, — повторила старуха, — Поешьте шперва. А лешник помер. Некому ваш вывешти. Но я пацкажу дорогу.

Изнутри старухина изба была страшной и грязной. По углам свисала со стропил паутина. Пол зарос слоем грязи. Из щелей в стенах торчали клочки измочаленной маслянистой пакли. Повсюду валялся мусор. Помойка да и только.

— Никакой гигиены, — внутренне содрогнулся Кукушкин и, несмотря на то, что страшно проголодался, решил, что и куска хлеба здесь не съест. Хоть и детдомовский, но брезгливый.

Но как бы ни было в горнице старухи грязно, тут не выл ветер, не хлестал в лицо снег и было тепло. Кукушкин присел на край незастеленного топчана, покрытого бурого цвета тряпьём, и почувствовал, что вот-вот размякнет. «Только бы не заснуть», — подумал он и усилием воли заставил себя встряхнуться. Он даже выскочил за порог как бы по нужде и умыл лицо снегом. Это освежило его.

Тем временем старуха накрыла на стол и позвала бойцов обедать. Кукушкин отказался, прикинувшись сытым. Товарищи его были не так разборчивы и дружно начали уплетать из грязных тарелок дымящееся варево, запивая его пьяной брагой. Они даже подсмеивались над ним. А ему было совсем не смешно. Он чувствовал опасность, исходящую от старухи. Хотя, если подумать, что плохого может сделать трём здоровым мужикам древняя бабка?

К концу обеда бойцы склонили головы на стол и ровно, и глубоко засопели.

— Эй, братва! Не вздумайте спать! Пора идти дальше! — затеребил он товарищей. В ответ донеслось нечленораздельное мычание.

«Не подмешала ли старая перечница им чего в брагу?» — забеспокоился боец.

— А ты, кашатик, так и не шадешь жа штол? — прошамкала старуха.

— Нет, бабушка, я не хочу есть, — отказался в очередной раз Кукушкин.

— А бражки не выпьешь?

— И бражку не буду.

— А водочки?

— И водку. Ничего не хочу. Уж извини, бабуля.

— А я бы выпила штопошку, — печально покачала головой старуха.

— Да кто ж тебе не даёт?

— Ножки мои ражболелиш, ишь непогода, — вздохнула бабка. — Не шпуштица в погреб, не набрать шоленьев…

— Каких ещё поленьев? У тебя в сенях целый штабель дров…

— Издеваишца? Не поленьев, а шоленьев. Огурчика б кто принёш, капуштки квашеной…

— А-а-а-а, ты о соленьях говоришь? Ну давай посудину, куда начерпать — без проблем, принесу тебе квашню.

Старуха отвела Кукушкина в заднюю комнату, ещё более тёмную и страшную, и указала клюкой на крышку погреба:

— Раж обещал — отпирай, полежай.

Кукушкин приподнял крышку и глянул в открывшееся чёрное отверстие.