Сказал бы кто капитанше, что она станет бояться не только за детей и кэналлийца, но и за Катарину, а ведь боится! И за, с позволения сказать, жениха Айрис боится, и даже за дуру Мэтьюс с ее брюхатой дочкой, а вот Раканыша госпожа Арамо-на задушила бы своими руками. Жаль, руки коротковаты, только и остается, что кудахтать над девицами да искать дорожку к Савиньяку.
Над головой что-то захлопало: на щербатый валун плюхнулась ворона, выругалась и тут же сорвалась прочь.
- Весной здесь растут анемоны, - нашелся наконец Эйвон, - а ниже, вдоль ручья, распускаются незабудки.
Слава святой Октавии, о цветочках, а не о покойниках!
- В Рафиано, где я провела детские годы, - поддержала разговор Луиза, - растет трутный гриб. На пнях. А на полях - бобы. Кормовые. И еще
спаржа. Ее едят.
- Это прекрасно, - не очень уверенно одобрил спаржу Эйвон и вернулся к местным прелестям. - Скальный ручей впадает в Надорское озеро. Сейчас оно замерзло, но летом его берега покрыты…
- Фиалками? - с готовность подсказала Луиза. - Ландышами? Колокольчиками? Ромашками?
- Ромашками, - признался Л арак. - А у воды расцветают ирисы… Сударыня, вы прекрасны… Я люблю вас, нет, не люблю, я вас боготворю!
Ну вот он и пробил, великий миг! Прекрасная Луиза в алом плаще возвышается над фамильным ручьем, а перед ней преклонил колени самый настоящий граф. Теперь никуда не денешься, придется скреплять. Поцелуем.
- Эйвон, - произнесла Луиза, кусая губы, а непрошеный то ли смех, то ли плач выгрызался наружу амбарной крысой, - не говорите так.
- Я знаю, что недостоин вас. - Дядя великого Эгмонта шумно вздохнул. - Я не могу ничего предложить в обмен на зажженный вами свет, озаривший мою убогую жизнь.
Тут не возразить: жизнь в Надоре и впрямь убогая, озаришь и не заметишь.
- Встаньте, сударь, - потребовала Луиза, пере минаясь с ноги на ногу. Дернуло же ее не замотать лапы, хотя в меховых сапогах по скалам не попры-
гаешь. Решено, когда в нее влюбится маркиз, пусть объясняется или летом, или у камина.
- Я готов оставаться здесь вечно, - лицо Лара- ка стало вдохновенным, - только б видеть вас, слышать вас голос, чувствовать ваше дыхание!
Еще немного, они тут навечно и останутся. Луиза с трудом сдержала рвущийся наружу чих.
- Граф, - заботливо проворковала она, - вы можете простудиться, давайте продолжим разговор в тепле. Мы могли бы спуститься к тракту.
Про трактир пока лучше не говорить, трактир - это низменно!
- Что значит болезнь и даже смерть в сравнении с вами, - начал Эйвон. Нет, так просто он не уйдет, остается одно.
Госпожа Арамона торопливо облизнула губы и облапила влюбленного, вынуждая встать. Именно так она заставляла перебравшего мужа доползти до кровати, а ведь останься старой девой, растерялась бы!
У поднятого с колен Эйвона пути к отступлению не оставалось. Он еще пытался что-то бормотать, но Луиза решительно пресекла разговоры, впившись в колючие усы.
Целовать Эйвон не умел, но от него пахло целебными травами, а не тинтой. А ты хотела «Черной крови» и шадди? Обойдешься!
- Сударыня, - Ларак сжал Луизу в объятиях, стало теплее, но не ногам, - я никогда не изменял жене… Никогда.
- Я тоже, - призналась женщина. Не изменяла, хотя сны были, сны, в которых она видела над собой синие глаза.
- Мы убежим, - бубнил Эйвон, - убежим… далеко… Мы будем вместе до конца времен…
- Убежим, - пообещала Луиза задыхающемуся влюбленному, - но вы сбреете бороду.
- Сбрею, - в свою очередь пообещал тот. Точ но так же он поклялся бы умереть или достать с неба парочку звезд.
Глава 3. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ) АРЛОРА
400 год К. С. 3-4-й день Зимних Скал
- Что ты знаешь о разбойниках? - безнадежно спросил Ричард красноносого толстого повара.
Повар знал то же, что и все, а именно ничего, и это «ничего» растянулось на добрых полчаса.
- Хорошо, - вздохнул наконец Дикон. - Тебя заперли вместе с остальными слугами, и ты ничего не видел. Что ты можешь сказать о пропавшем Гильермо? Как он себя вел? С кем разговаривал? Кто к нему приходил?
Повар пошевелил губами и сообщил то, что цивильный комендант знал и так.
Сбежавшего мерзавца звали Гильермо Паччи, и он приходился племянником удалившемуся от дел истопнику, который его и привел.
Паччи-старший объявил, что получил в наследство постоялый двор, распрощался и уехал. Где получил? Где-то в Рафиано. Добраться до новоявленного трактирщика было не легче, чем до племянника.
Читать дальше