Сс Базов - Когда кончаются игры (СИ)

— Охотничий нож. В смысле из наших охотников. Серебряное освещенное лезвие, все такое… Если бы была надежда на то, что ты выживешь… Думаю, они сделали бы в тебе еще пару дырок.

— Как насчет уронить шкаф на себя, Кай? Обломать ему победу.

— Не поможет.

Хаски за его спиной снова возится, накручивая на себя одеяло. Кай думает о том, что одному — не так страшно и стыдно. Куда хуже, когда кто-то из команды остается в живых, чтобы увидеть, как его убьют.

Акросс сам открывает комнату с заходом солнца. В полутьме Кай по-прежнему сидит на полу, прислонившись к кровати спиной. Поднимает голову от своих колен, пытается рассмотреть, кто на пороге, но не нападает. Смерть команды всегда немного лишает его той силы воли, с которой он обычно начинал игру.

Одеяло на кровати с огромным красным пятном по центру, кровь просочилась даже через шерсть и ткань. И Хаски точно остается внутри этого кокона, только человеком, а не собакой, как его тут оставили. Акросс думает, что Кай, наверное, не оборачивался после того, как тот умер. Подсознательно чувствовал и потому не смотрел. А еще о том, что после смерти команды держать Кая в реальностях подольше было бы еще одной пыткой. Но у Акросса нет никакого желания соревноваться с ним в упрямстве.

Кай не шарахается и когда Акросс от двери проходит вглубь комнаты, к нему, видному в том неровном свете, что идет от проема. Каю приходится задрать голову, чтобы смотреть в лицо противника.

— Выглядишь как человек, которому уже все равно, — бросает Акросс разочарованно.

— Разве это может избавить меня от того, что ты приготовил в этот раз? — неожиданно отзывается Кай. Акросс ожидал, что он замкнется, уйдет в глухую оборону и попытки не уронить лицо.

— Никогда не задумывался над тем, почему я всегда побеждаю?

— Нет, — без паузы отвечает Кай. И с пола, из расслабленного и безвольного положения обреченного вдруг подскакивает так, чтобы перехватить Акросса поперек тела и по инерции вытащить в коридор, на свет свечей. Гранит молча наблюдает за дракой, прежде чем произнести:

— Честное слово, я бы чувствовал себя воспитателем в детском саду, не сжигай ты его в конце игры.

Потасовка заканчивается тем, что Кай оказывает прижат к каменному полу, запыленному после вчерашнего разрушения.

— Гранит, я вроде бы крест его убрать просил, а не любоваться на нашу возню, — Акросс говорит так длинно назло, будто ему не стоит никаких усилий удерживать противника. Кай вскидывает голову, пытаясь разбить ему нос затылком и, конечно, у него не получается. А потом Кай замирает, потому что Гранит, устав от их перепалки или просто подчиняясь приказу, оставляет широкое лезвие ножа над огнем одного из факелов. Кажется, Кай забыл, что крест у него не на цепочке, а вытатуирован на коже. Просто так его не сорвешь, на то и рассчитан.

— Я не собираюсь вырезать его. Только прижгу, — успокаивает Гранит, как безразличный стоматолог, старающийся, чтобы пациент дергался меньше, но Кай, как еж, сворачивается клубком, спрятав татуировку, и дышит так глубоко, что Акросса кК волны качают. «Он почувствует», — вспоминает Акросс и, сам морщась от того, что делает, будто его самого вынуждает кто-то, одной рукой перехватывает волосы на затылке Кая, другой прижимает к полу его плечо, чтобы открыть крест.

Когда лезвие прикладывают, к горлу подкатывает тошнота от запаха горелого мяса, но Кай не кричит, и по расфокусированному взгляду Акросс понимает — он пытался сбежать, ему все еще есть куда. Ему сложно представить, что такое ощущать боль и в играх, ведь это значит быть реальным в обоих мирах, то есть сделать то, чего сам Акросс никогда не мог. Кай еще медитирует, пытаясь не замечать боль. Он похож на спящего с открытыми глазами.

Кай приходит в себя уже со связанными руками и в одной из повозок, так похожую на те, в которых перевозят «мясо» для вампиров, только он тут один. По этой повозке он и понимает, наконец, что именно Акросс приготовил на этот раз.

И уже после этого на него сваливается ощущение боли — резкой, над ключицей и ноющей в сломанной руке. Ворот порван и крест прерывается красным треугольником ожога. Его не могли съесть из-за этого креста, во всяком случае не целиком, а теперь пропала последняя защита. Чтобы как-то отвлечься, Кай представляет себе штаб — взволнованного Хаски, который не знает даже, к чему готовиться, расстроенную проигрышем Гидру и Дроида, этот с ними сидит только за компанию. Он с радостью запирался бы в комнате, когда Кай возвращался после игр. Да и сам Кай предпочел бы быстро прошмыгнуть к себе.