Лорел Гамильтон - Поцелуй теней

Наконец возле моей ноги показались колышущиеся складки юбки. Прозвучал голос королевы – сочное, низкое контральто:

– Привет тебе, принцесса Мередит Ник-Эссус, Дитя Мира, Погибель Бесабы, дитя моего брата.

Я держала голову склоненной и должна была держать, пока мне не будет велено поднять ее. Она не назвала меня племянницей, хотя и признала родство. Это было лишь слегка оскорбительно – не упомянуть наше фамильное родство, но, пока она не назовет меня племянницей, я не могу назвать ее теткой.

– Привет тебе, королева Андаис, Королева Воздуха и Тьмы, Возлюбленная Белой Плоти, сестра Эссуса, моего отца. Я вернулась из земель запада по твоему зову. Что угодно тебе будет от меня?

– Никогда не могла понять, как у тебя это получается.

– Что, моя королева? – Я не отрывала глаз от пола.

– Как у тебя получается говорить совершенно правильные слова совершенно правильным тоном и при этом звучать неискренне, будто тебе это ужасно, ужасно все надоело.

– Мои извинения, если я оскорбила тебя, моя королева.

Лучшего ответа на обвинение я не могла найти, потому что мне это все действительно ужасно, ужасно надоело. Я только не хотела ясно показывать этого голосом. Я продолжала стоять на колене, со склоненной головой, ожидая от королевы разрешения встать. Даже на двухдюймовых каблуках трудно долго простоять на одном колене. Очень трудно, чтобы ноги не качались. Если бы Андаис пожелала, она меня могла бы оставить в такой позе на часы, пока вся моя нога не онемеет, кроме точки дикой боли в коленке, на которую приходилась почти вся тяжесть тела. Моим рекордом было шесть часов на коленях за нарушение комендантского часа, когда мне было семнадцать. Простояла бы и дольше, да только я то ли заснула, то ли упала в обморок – до сих пор не знаю.

– Ты обрезала волосы, – сказала она.

Я начинала вспоминать текстуру пола.

– Да, моя королева.

– Зачем ты это сделала?

– Волосы до земли суть признак сидхе Высшего Двора. Я же выдавала себя за человека.

Я почувствовала, как она наклоняется надо мной, поднимает мне волосы, запускает в них пальцы.

– И ты пожертвовала волосами.

– При такой длине за ними намного легче ухаживать, – сказала я как можно более нейтральным голосом.

– Встань, моя племянница.

Я медленно, осторожно встала на каблуки.

– Благодарю, тетя Андаис.

Когда я стояла рядом с ней, было видно, как я безнадежно низкоросла рядом с этой высокой изящной фигурой. На каблуках она была выше меня на фут. Обычно я не так сильно осознаю этот свой недостаток, но тетя старалась, чтобы я осознала его получше. Хотела, чтобы я чувствовала себя маленькой.

Я подняла глаза на нее и подавила желание покачать головой и вздохнуть. Если не считать Кела, то именно Андаис я меньше всего люблю при Неблагом Дворе. Глядя на нее честными глазами, я изо всех сил старалась подавить вздох.

– Я тебя утомляю? – спросила она.

– Нет, тетя Андаис, как можно!

Мое выражение лица меня не выдавало. Я годами отрабатывала вежливо-безразличную маску. Но Андаис веками совершенствовала свое умение читать по лицам. В умах она непосредственно читать не умела, но ее восприятие малейших изменений мимики и дыхания было почти не хуже настоящей телепатии.

Андаис посмотрела на меня, легкая морщинка легла между ее идеальными бровями.

– Эймон, возьми нашего щеночка и проследи, чтобы его одели для пира в той комнате.

Консорт королевы вытащил пурпурный вышитый халат из кучи постельного белья и накинул на себя перед тем, как вылезти из кровати. Кушак был завязан за спиной халата, и потому халат все тело не прикрывал. Волосы Эймона упали путаницей черных волн почти до земли. Темный пурпур халата не столько закрывал тело, сколько служил рамой для белой кожи, пока консорт шел через комнату.

Проходя мимо меня, он коротко кивнул. Нежно поцеловав Андаис в щеку, он направился к дверце, которая вела в малую спальню и расположенную за ней ванную. Одно из современных удобств, которые усвоил Двор, – это был водопровод в доме.

Блондин сел на край кровати, тоже голый. Встал, расправляя тело загорелой линией. При этом его глаза покосились на меня. Увидев, что я смотрю, он улыбнулся. Улыбка была хищная, похотливая, агрессивная. Эти "собачки" из людей всегда неверно понимают легкомысленную наготу стражей.

Блондинчик пошел к нам качающейся походкой. Меня не его нагота смущала, а выражение его глаз.

– Я так понимаю, что он – новенький, – сказала я.