Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ)

Этайн глянула испуганно, но кивнула.

— Это его пригласили в гости! Это на его людей напали во время пира! И погибли его люди, не успев вытащить оружие. Сам Эохайд был ранен и выжил лишь благодаря чуду.

— Мне почему-то кажется: чудо это носит имя Мидир, — слабо улыбнулась Этайн. — Видно, все было по-иному, чем сказывают.

— Я обещал Эохайду помощь и не собирался отступать от своих слов.

— Тогда вас прозвали «черный волк»?

***

Копье летит в стоящего рядом галата, стрела — в грудь Эохайда. Багровая ярость застит глаза: позвали малым числом! Мидир тянет стихии, но король Благих земель слишком долго гулял по Верхнему. Магия поддается, но медленно, а времени нет совсем. Однако сущность зверя — иная. Не магия, не собственно волшебство.

Отодвигая сознание ши, король Благого Двора впускает волка. Краски выцветают. Звуки, запахи усиливаются стократ. Пламя сжигает вены; когти рвут пальцы, мышцы бугрятся через кожу. Воины бросаются вперед — их много, а волк один. Мидир бьет тяжелыми лапами, сминая доспехи, рвет шеи клыками. Кромсает, ярится, пока все вокруг не стихает…

***

— Мидир, — вернул его к излучине Айсэ Горм голос Этайн. — Вы где-то очень далеко отсюда. Тогда Геррат чуть не лишился ноги?

— Это я задел конюшего. Прозвище заработал куда раньше. Тогда я не стал разбираться, где мужчины, где женщины. Все виделись на пиру врагами, все, кто держал оружие. Если вам станет легче — детей и тех, кто успел попрятаться, я не тронул. Если вам нужно чудовище — оно перед вами!

— Мидир, послушайте меня, — прервала его Этайн. — Послушайте! Я благодарна вам — за Эохайда.

Улыбка, полная нежности и нескрываемой любви, предназначалась не ему. Зеленые глаза Этайн засияли, и Мидир прикрыл свои веки. Радужка, полыхнув желтизной зверя, слишком явственно выдавала его желания.

— Не-сущие-свет, — потянулся Мидир мыслями за грань этого мира. — Мне нужна Корона!

— Не пытайся укротить стихию, неподвластную никому, — привычное шипение в ответ. — Ты имел дело с влюбленностями. И никогда не касался истинной любви.

— Хотите сказать, она не для меня? Я могу вызвать землетрясение, остановить смерч, свернуть горы, а вы!.. Вы!.. Как вы смеете указывать мне, что я могу, а что нет? Я хочу любовь Этайн!

— Волчьему королю понравилось быть садоводом? Не спорим. Не смеем. Но чтобы перенести чувство, не потревожив его, тебе придется заменить все воспоминания. Что-то подтереть, что-то нарисовать заново. Столь тонкая работа под силу немногим — даже с Короной. А для того, кто сам лишил себя силы, это невозможно.

— Нет ничего невозможного. Начинайте молиться за мой успех!

— Почему тут так холодно?.. — поежилась Этайн, и Мидир открыл глаза. — У нас ведь лето!

Мидир скинул плащ и, не слушая возражений, укутал им плечи женщины.

— Плащ был черным! — изумилась Этайн.

На бархате невесомой лунной гладью проявился волк, воющий на луну. Но Мидир смотрел на иное — рыжие кудри поверх символа его дома разметались слишком естественно, слишком соблазнительно…

…Беседка Черного замка, и Этайн — на ее скамье. Мидир упирается ладонями в сведенные колени Этайн, приближает лицо к ее лицу, улыбается самой обольстительной из всех своих улыбок, целует в правую щечку, в левую — нежно-нежно, словно феечка касается крыльями.

— Лугнасад, — жаркий шепот в ухо. Еще более жаркий выдох.

Его, ее? Не разобрать. Этайн улыбается ему и только ему.

Смущенно опускает к плечу покрасневшее лицо, но Мидир устраивает одну ладонь на затылке Этайн, не давая отвернуться. Вторая ладонь намеренно медленными движениями собирает подол в складочки.

Мидир смотрит пристально в темно-зеленые глаза, и в них отражается блеск его глаз. Кровь кипит, стучит в виски темное вожделение. Мидир притягивает к себе Этайн, толкается языком в приоткрытый рот и тут же отступает.

Блио приподнимается, обнажая изящную и сильную женскую ногу, обольстительно длинную. Тонкая щиколотка оплетена золотистыми ремешками сандалии. Не отводя взгляда, Мидир перехватывает складки платья двумя руками, опускается на колено перед своей женщиной. Целует открывшееся бедро. Правая рука удерживает расшитую ткань, левая устремляется под черный бархат с серебристыми звездочками.

Почему на Этайн одежда цветов его дома, Мидир не задумывается.

Пальцы, едва касаясь кожи, поднимаются от колена к бедру, затем прохладной гладкой кожи касается вся ладонь. Этайн трепещет, дышит прерывисто, но не отстраняется.