Ариса Вайа - Лепрозорий (СИ)

Люция разделась полностью, но у Евы едва хватило смелости проводить ее взглядом до озера — ногам фурии досталось еще больше, чем спине.

Отвращение и ужас в голове паучонка укладывались в дикую смесь, и она тихо заплакала под деревом, дожидаясь, когда фурия искупается и выкрасит седые волосы в рыжий. Страшно было даже подумать, что пришлось пережить Люции. Вот только от этого паучиха боялась ее еще сильнее. Никого на свете она не боялась так же! Лишь ангела в лиловом гроте, но ведь его не существовало на самом деле. А фурия была совсем рядом, слишком настоящая.

— Ева, ты ведь можешь подлечить мои лопатки? — позвала фурия, выжимая волосы над ворохом сухой листвы.

— Все могу, — промямлила она, унимая дрожь.

— Тогда иди ко мне.

Паучонок, не поднимая глаз, направилась к фурии. Растянула паутину меж пальцев и, сглотнув, подняла голову. И только тогда поняла, что она едва достает лбом Люции до груди, а в плечах уже раза в три.

— Я не дотянусь, — прошептала под нос и уставилась под ноги.

Фурия прошла мимо нее к одежде, натянула на мокрое тело штаны, обула, не завязывая, высокие ботинки.

— Бинты, мази или еще какая-нибудь гадость нужны? — пробурчала, плюхнувшись на землю позади Евы. Поморщилась, разминая шею, убрала волосы на грудь. Встряхнула портянки и, разувшись, принялась перевязывать ноги.

— Ничего не нужно, — прошептала Ева, вставая позади фурии.

Даже чистое тело Люции было серым и измученным. Явно одним заживлением ран не обойтись, тут необходимо было выводить яд кропотливо и долго. Вот только Ева не умела и боялась напортачить. Ведь если ошибется — фурия прибьет ее и не заметит. К тому же, сил было мало, желудок тихо урчал, а в голове разрастался туман от пережитой ночи.

Паучиха тщательно осмотрела спилы костей от крыльев, разрубленную плоть и посеревшую на краях кожу. Кто-то уже поработал над ранами. Костный мозг был начисто вымыт из полых костей, а внутри них была рыжая маслянистая жидкость, пахнущая облепихой. Работа предстояла явно не хлопотная — не сложнее разбитых узловатых коленей телят. И даже эти борозды срезанной кожи, как бы жутко они не выглядели, вполне поддавались лечению. Ева приложила хрупкую паутину к плечам фурии, прикрепляя попрочнее. До чего странной была кожа на ощупь, сама немного шершавая, но каждый шрам гладкий, даже скользкий. Свежая рана едва ощутимо пульсировала под пальцами, а спилы костей растягивали паутину.

Ева, пожевав губами, стала пальцами выдергивать остатки перьев, всякий раз прижимая голову, словно фурия должна была развернуться и ударить. Но фурия не била, и даже не дергалась, когда кожа, противно чавкая, тянулась за пером. Будто даже не чувствовала боли. А может, и впрямь не чувствовала? На копчике остались крохотные перышки, но они явно не причиняли своей хозяйке хлопот, и паучиха не стала их трогать. Осторожно разгладила кожу, промокнула платьем раны и покрыла сверху паутиной. Подтянула неровные ниточки, засеребрившиеся в вечернем свете, и опустила руки, перепачканные в крови.

Люция копалась в куртке, мешала белый порошок во фляжке и считала под нос.

— Я закончила, — пробурчала Ева, осторожно поднимаясь. Широкая паутина отняла много сил, и хотелось только упасть под дерево и уснуть. Слишком долгий день, перенасыщенный, переполненный. И утренняя взбучка за разбитую фарфоровую чашку, и пожар, и фурия с кошмарами. Чересчур много даже для двух дней.

— На! Это тебе за работу, — Люция кинула паучонку закупоренный бурдюк, полный до краев. — Будешь хорошо заботиться обо мне, будет тебе и еда, и вода в придачу. Не будешь — оставлю в лесу, и поминай, как звали. Все поняла?

Ева закивала, еще бы не понять. Ничего в этой жизни не изменилось, и за каждую ошибку все так же следовало платить. Вот только от первого подарка фурии пахло странно. Девочка раскупорила бурдюк и не успела даже поднести к губам, как закашлялась от запаха. Мерур любил такую гадость и часто, громко хохоча, требовал сделать глоточек отвратительной дряни, обжигающей горло. Он звал напиток водкой.

— Это что, водка? — промямлила она, испуганно подняв на фурию глаза. Та встала, потянулась, разминая плечи, и разразилась хохотом.

— Боже правый, — язвительно зашипела, одеваясь, — стала бы я давать ребенку водку?! Это спирт, пей!

Но Ева не нашла в себе сил сделать даже глоток, только вжала голову в плечи, ожидая удара. Неужели фурия такая же, как Мерур?

— Чего застыла? Пей, тебе говорят. Это Конфитеор, в воде ж ни черта не разводится, а у меня с собой только порошок и ампулы. Но инъекции, говорят, адски болючи, поэтому они — для меня, — фыркнула фурия, рукой подсушивая рыжие волосы. — Я по весу развела, в тебе больше тридцати килограмм явно не будет.