Ариса Вайа - Лепрозорий (СИ)

Мерур отпустил черные косы только в комнате.

— Ну, плакса, что ты там увидела? — усадил девочку на пол возле кровати и навис над ней.

— Все в огне, — шмыгнула она носом, поднимая глаза. Огляделась, услышав за спиной, чуть повыше, всхлип и тихий плач. Чуть привстала, разглядывая перепуганных телят. Но они жались к друг другу, и нельзя была даже различить кто есть кто. Провидица поправила прическу, успокаивая ноющие корни волос.

— Это я и без тебя знаю! — господин сел на постель, и свора детей подвинулась, толкаясь и мыча, всемером едва помещаясь на огромной кровати.

Девочке стало страшно. Скажи она раньше, всего этого бы не было! Хотелось так думать. Но ее паутина, сколько она ее ни разворачивала, показывала одно — Мерур умрет. И, сглотнув, провидица продолжила.

— Дикая фурия нападет на короля быков, верша свое правосудие. Она сожжет весь город и сбежит, — зашептала провидица, закрывая руками голову. Она боялась удара.

Мерур молчал. Его телячьи уши дернулись, выдавая страх. Но он быстро взял себя в руки. Главное — решить, как быть.

— Ты говорила, что твои предсказания не всегда верны? — осторожно спросил он, смотря на нее грустными коровьими глазами. Бить не собирался.

Девочка судорожно кивнула.

Она солгала. Предсказания точны ровно настолько, насколько они сбываются, как паутину ни поверни. Провидица часами плела все по новой, и всякий раз Мерур умирал. Но не каждый — умирала она.

— Хорошо, — минотавр принялся ходить по комнате. От масляных ламп у окна с видом на озеро, с открывающегося пейзажа на гобелен, где пышная телица обнимала семерых своих тонконогих детей. От гобелена к топору, от него к деревянной доске с воткнутыми по рукоятку кинжалами, от нее к трусливым детям, и снова к окну. — А твоя фурия хочет убить тебя? — внезапно спросил он, возвращаясь к кровати.

— Нет, — честно замотала головой девчушка. Все смерти в паутине были случайны.

— Тогда держи! — и он вынул из поясных ножен отравленный кинжал. — Ее убьешь ты. Это приказ, — почесал рукой необъятную грудь, — даже если я умру.

Девочка трепетно приняла клинок как самое ценное сокровище. И в то же мгновение деревянный дверца чердака распахнулась между провидицей и Меруром. В пыльном облаке к ним спрыгнула фурия, что в паутине бежала по коридорам. Вытащила из-за спины арбалет и, целясь в быка, попятилась к окну.

Провидица бросилась к господину, но он, ошарашенный появлением гостьи, едва дышал, с ужасом глядя на гостью. Видел ее не в первый раз, и их явно связывало нечто чудовищное. Телята хором замычали, забиваясь под кровать.

Ноги фурии подкосились, и она упала, забившись в конвульсиях. Лицо покрылось испариной, прилипли ко лбу седые волосы, проступили вены на шее.

— Давай, — Мерур толкнул девчонку к фурии. Сам идти боялся, помнил — смерть! Бросился к своему топору, видя, что что-то происходит не так.

И девочка пошла, крепко держа в ладошках клинок лезвием вниз. Не верила в реальность происходящего. Села подле женщины, увидела яркие белки беспокойных глаз, дрожащие губы и дергающиеся в нервном припадке руки, судорожно, до синих костяшек, сжимающие рукоять арбалета. Облизнула черным языком губы и занесла нож.

— БЕЙ! — закричал Мерур, срывая со стены стальной топор в его рост.

Но провидица видела только изумрудные глаза Люции и белесые ресницы. Зрачки дергались, сужались, расширялись, отчего эти зеленые-зеленые глаза в свете ламп казались сумасшедшими. Плечи девчушки задрожали, паучьи пальцы ногтями впились в ладони. Но фурия смотрела не на нее, а на быка. Схватила девчонку под ребра свободной рукой и встала, пошатываясь.

***

Мир растекался красками, выскальзывал из-под ног. И самый настоящий огромный лоснящийся черный бык, не человек, несся на Люцию посреди пшеничного поля в полуденный зной. Она закричала, силясь прогнать наваждение, замахала руками — спрятаться, свернуться в комок. Оглушительный звон и хруст под ногами толчками выхватывали ее из забытья — нечему было на поле разбиваться. Но она не различала даже собственных рук. Лишь золотистые отсветы ленивой маслянистой лавы, пожирающей все вокруг. Жар полыхнул в лицо.

Фурия судорожно сжала пальцами запястье, расцарапала его, стараясь почувствовать старое клеймо. И наваждение исчезло, а цифры были на месте.

Разбитые лампы лежали возле Люции, и масло растекалось по половицам к Меруру, загораясь, разгораясь, поглощая все и вся. Ей сквозь пламя не пробраться, а быку уже не спастись.