Ольга Григорьева - Найдена

Кривая сабля упала на его голову и рассекла ее надвое.

– Пшла! – Я огрела лошаденку вожжами и спрыгнула.

Трясясь на ухабах телега, заскользила прочь. Закричали раненые. Успею? Я метнулась к упавшему лекарю, схватила пику. Печенег ухмыльнулся. Теперь я поняла, на кого он был так похож. На Арканая… Может, это он сам?

– Арканай! Не надо!

Я неуклюже взмахнула тяжелой пикой, поскользнулась в натекшей из головы Житобуда луже крови и упала. Печенег поднял коня на дыбы.

«Нет, это не Арканай, – мелькнуло в голове. – Тот не стал бы давить копытами. Любил резать…»

– А-а-а!

Я разглядела только перемахнувшее через мою голову брюхо лошади. Широкогрудый пегий жеребец смял низкорослого печенежского конька, а длинный меч дружинника выбил саблю из рук врага. Затем появились другие. Степняки заулюлюкали, развернулись и ринулись к реке. Наши – следом. Размазывая по лицу слезы и кровь, я попыталась подняться. Первый дружинник спрыгнул с лошади и подскочил ко мне. Коснятин…

Мне хотелось плакать и смеяться.

– Найдена! Господи… Цела?

Он так сильно сдавливал мои плечи, что я не могла ответить. И видела лишь его кольчугу и свою неловко притиснутую к его груди ладонь. А на ней…

– Откуда они взялись? Святополк бежит, а эти… – Он чуть отодвинул меня и тряхнул: – Найдена?! Что с тобой? Ранена? Где? Отвечай!

Его глаза и руки зашарили по моему телу. Я протянула к нему ладонь – показать, но он не понял. Убедился, что я цела, и снова прижал к груди:

– Глупая девочка… Не пугай меня. Никогда… – И вдруг совсем иначе, будто проснувшись: – Будешь моей женой? Будешь?

Если бы я могла смеяться! Самый видный жених на Руси просил меня стать его женой. Меня, безродную!

– Будешь?

Его настойчивость мешала мне сосредоточиться. Мимо провели подводу с ранеными, которую я так глупо отправила прочь. Лошаденка нервно дергала головой и фыркала.

– Еле поймали, – похлопывая ее по шее, сказал молодой дружинник. – Напугала ты ее, бедная кобылка мчалась так, что никакому печенегу не догнать…

– Спаси тебя, Господь, девочка, – добавил с подводы какой-то раненый воин.

Я посмотрела на него. Перевязанная грудь, седые волосы, голубые с красными прожилками глаза… Он полагает, я понимала, что делала, когда спасала его жизнь. И Коснятин считает меня отважной, достойной его руки… А Горясер?

«Что же ты? – вдруг шепнул над ухом голос Дарины. – Соглашайся… Ты ведь мечтала об этом? Свой дом, красивые наряды, слуги, почет. Зачем думать о наемнике? Воины Святополка убиты или бежали. Ты сама согласилась с таким исходом. Помнишь?»

– Да, – ответила я и вцепилась в руку Коснятина. – Да, делай что хочешь, только увези меня отсюда! Увези… Больше не могу!

– Конечно… Конечно…

Его слова звучали глухо, словно из бочки, зато смех Дарины звенел прямо в моей голове. «Видишь, я выполнила обещанное, – смеялась она. – Теперь твоя судьба в твоих руках, как ты того и хотела. Будь счастлива, девочка».

Я стиснула зубы, чтоб не закричать. Счастлива? Нет, отныне я никогда не буду счастлива! На моих руках – кровь. Та самая, которую я собрала с земли и которая въелась в мою кожу. Ее не замечал Коснятин и тот седой раненый воин с подводы, но я-то видела! Торжествуя победу, бурые жучки-пылинки извивалась на моей ладони. Кровь Бориса. А может, это была другая кровь? Кровь того, которого я так любила и так легко предала…

Журка опоздал. Сказалась обычная после болезни слабость. Поначалу он шел быстро, не чувствуя усталости, но потом стал все чаще останавливаться. Его знобило и мучил кашель. На четвертый день пошел дождь. Вода текла Журке за шиворот и хлюпала в сапогах, но он упрямо плелся по размытой дороге. К Альте.

– Эй, посторонись!

Журка поднял голову и отступил к обочине. Колесо встречной телеги ухнуло в лужу и обдало его грязью. Возница придержал лошадей:

– Ослеп, что ли?! Чуть под копыта не угодил!

– Прости, задумался…

Журка разглядел на подводе людей. Они лежали голова к голове, до подбородков укрытые шкурами. На его голос некоторые повернулись.

– Чего невеселый? – поинтересовался один. – Победа!

Журка подошел к вознице:

– Откуда ты? .

– С Альты.

Промокший охабень возницы казался черным, и лишь сухая складка на животе оставалось светло-серой. Журка старался не глазеть на это светлое пятно, но почему-то не мог отвести от него глаз.

– Как там? – спросил он.

– Окаянный бежал, – ответил возница. – Пленных забрал Ярослав и двинулся через Родню. А раненых поручили мне. Велено доставить их в Киев.