Ольга Григорьева - Летоход

Наверное, тех лет не будет лучше —
Мальчишки с нами, молода сама…
Перебираю старые игрушки:
Машинки, куклы, лодочки, дома…
Их оживляли детские ладошки,
Им придавая ценность, вес и смысл.
И ничего, что нет хвоста у кошки,
А старый клоун одноглаз и лыс.
Не знаю, право, что мне с ними делать.
Мне жалко их, но захламляют дом…
Все выбросить? Или отдать соседям?
Или оставить внукам — на потом?
…Теряются наивность, свежесть, резкость,
Пустеет жизни детский уголок.
Когда из мира исчезает детскость,
Становится он скучен и жесток.
Как будто Тот, кто в нас вселяет души,
Дарует разум, сводит ли с ума —
Перебирает старые игрушки:
Людей, машины, лодочки, дома…

Что ты всё про высшее да вечное,
В паузах о трудностях бубня…
Жил бы ты на станции Овечкино,
Я бы посмотрела на тебя!

Утром печь топить, почти остывшую,
А потом — на речку, за водой.
А сугробы, друг мой, вровень с крышами —
Ты сперва калиточку отрой!

Лес шумит вокруг — сосновый, лиственный,
И закаты — чудо хороши!
А вопрос стоит один, единственный:
Как по-человечески прожить.

Если есть на свете что-то вечное,
Было и останется вовек —
Это снег на станции Овечкино,
Тихий, мерно падающий снег.

Ехать-то тут всего… Сущая дребедень:
Перетерпеть ночь да пережить день.
Душу открыть тому, кто посмотрел в глаза.
Ближнему своему главное досказать.
Ехать-то тут всего… Как же, Марин, суметь
Перетерпеть жизнь
И пережить смерть?

Разноцветные реют флажки,
Снова празднует что-то столица…
Электричка «Москва-Петушки»
Подмосковьем предутренним мчится.
Пусть дорога знакома вполне,
Убежать на природу так славно!
И мелькают платформы в окне:
«Серп и молот», Кусково, Купавна…
Если где-то сидят больше двух,
То, конечно, сидят с интересом.
И летит Ерофеева дух
Над осенним божественным лесом.
Нет покоя ему никогда,
Всё-то он, горемычный, летает…
Днём и ночью шумят поезда,
Тишину, словно ткань, разрывают.
То не шпалы — бессмертья стежки.
Упокойся, душа, без сомнений.
Электричка Москва-Петушки —
Вечный памятник водке и Вене.

С головой накрывает невидимая волна
И не важен убогий быт или свет тусклый,
Ведь поэзия — перевод с Божественного на
Русский.

Кто впервые сказал об этом — Бог весть.
Может, это умная мысль, может — ересь.
Но пока хоть один переводчик на свете есть,
Человечество не погибнет,
Надеюсь.

Слушай Голос, и не придумывай ничего.
Разбирай слова, учись, доходи до сути.
И не мни себя автором. Все мы только Его
Слуги.

Но когда однажды, рассекая веслом волну,
Увозя меня в никуда, седой перевозчик
Будет требовать плату, я ему протяну
Пару строчек.

А жизнь была — горой крутой
И кружкой пенной браги…
Цепляюсь каждой запятой
За белый лист бумаги.
Крючком, значком — за белый лёд,
За белый свет цепляюсь.
И каждый миг, и каждый год —
Прощаюсь и — рождаюсь!

«О, русская земля, уже ты за холмом…»
В автобусе ночном не дремлется, не спится.
Здесь, за границей — кров. Здесь, за границей — дом.
Здесь жизнь мою навек пересекла граница.
О, русская земля, ты мне родная мать,
Но горечь и печаль намешаны с любовью…
Как ты легко смогла детей своих отдать
И быстро позабыть оставленных тобою.
Князь Игорь не придёт… О, русская земля!
Удельные князьки вершат дела поныне.
Не знаю я теперь, где Родина моя.
Мне всё равно, где жить. Я всюду на чужбине.
И там, где сердцу быть, стоит горячий ком.
Но паспорт погранцу я отдаю послушно.
О, русская земля, уже ты за холмом…
Всё так же велика. И так же равнодушна.

…И если ты в межзвёздной глуши летишь
И смотришь на шарик, который тебе был дорог,
Найди то место, где Омь впадает в Иртыш.
Я здесь стою и смотрю на любимый город.
Всё те же деревья, и скаты зелёных крыш,
И пушка, что молчит со времён Бухгольца…
И если ты действительно там летишь —
Прошу тебя, не обожгись о Солнце.
Что есть Земля? Пристанище наших тел.
А путь души, увы, никому не ведом.
Но если б ты увидеть меня хотел,
То я летела б сейчас за тобой следом.