Светлана Сата - Королевский секретарь [СИ]

Ему с самого начала не понравилась эта ситуация с письмом, а своей интуиции он привык доверять.

— Хорошо, — подался вперед Габриэль, — а в Парисе я где прокололся?

— Тебе просто не повезло. Помнишь список, который ты составлял по просьбе моего кузена Рима? Тот, который он должен был сделать для короля самостоятельно, но не погнушался использовать твой труд.

— Но как он к вам попал? — воскликнул помощник.

— О, — позволил себе легкий смешок королевский секретарь. — Ты просто плохо знаешь моего кузена. Он забыл подготовленный тобою черновик среди остальных бумаг и принес их мне всем скопом.

Вари только безнадежно покачал головой и пробормотал что-то явно не лестное по поводу Рима Онори.

— Если бы Его Величество не имел столь избирательную память, я бы не попал в эту ситуацию, — печально сказал он.

Это верно, король предпочитал забывать неудобные ему вещи, хотя прекрасно помнил множество совершенно ненужных мелочей. И если бы не эта маленькая особенность правителя Лигории необходимость составлять тот злополучный список никогда бы не возникла.

— И все равно, — после недолгого раздумья не согласился помощник. — Ну помог я Онори, ну забыл поставить вас в известность, но как это указывает на мою связь с герцогом?

— Королева, — подсказал господин Дерси. — Лучший возможный союзник, но слишком осторожная женщина. Думаю, герцог не один год пытался привлечь ее на свою сторону, однако Лаура Гирийская никогда бы не начала действовать, если бы не почувствовала угрозы. Ее нужно было слегка подтолкнуть к верному решению, и тут очень кстати пришелся составленный тобой список, прямо указывающий на намерения короля. Намерения, которые не оставляют Ее Величеству ни одного шанса.

— Вы и про королеву знаете, — как-то печально вздохнул Вари.

Миррисав не посчитал нужным отвечать на это замечание, вместо этого задав вопрос:

— Как ты узнал о приказе на арест?

— Гвардеец один сказал, — рассеянно ответил тот. — Они хоть и давно уже отделились от армии и преданы королю, но кое у кого родственные отношения все же остались. Гориус Торквийский прекрасно умеет находить такие вот связи. Гвардеец нес эту новость герцогу, но я оказался ближе.

— В общем-то, я понимаю, почему ты с герцогом, — королевский секретарь решил прояснить для себя одну вещь. — Это, наверное, единственный шанс вернуться к семейному делу. Новая власть приблизит к себе новые семьи, и даже если большинство главных родов сохранится, некоторой перестановки не избежать. Но, насколько мне известно, за все время работы на меня ты фактически не передал герцогу ничего значимого, иначе Торквийский попытался бы поймать меня в ловушку гораздо раньше.

— Так, информировал о всякой мелочевке, — согласился Габриэль.

— Тогда почему именно письмо о Митади было передано?

Саву действительно было интересно услышать ответ. Он где-то даже понимал мотивы своего помощника, по крайней мере, признавал, что это было чуть ли не единственной возможностью для семьи Вари. Но вот принять тот факт, что Габриэль поступил к нему на службу уже будучи человеком герцога, он не мог.

Брюнет вновь опустил глаза на ковер, в комнате повисла выжидающая пауза. Наконец, Вари негромко сказал:

— Потому что раньше вы были верны королю.

Господин Дерси молчал. Внезапно его собеседник вскинул голову и посмотрел прямо на него. Какая-то обида и даже разочарование были в этом взгляде. Молодой человек резко втянул воздух через нос, как будто лишний глоток кислорода был ему сейчас необходим.

— Я всегда восхищался принципами вашей семьи. Еще ребенком слышал, как отец отзывался об Орхэне Дерси, помню уважение в его словах. И только когда познакомился с вами, понял, что значит истинная лигорская семья, верная своей профессии, своему нанимателю…да как бы пафосно это не звучало, верная своему долгу. Что бы ни творил король, вы всегда принимали это невозмутимо, сглаживали острые углы, каким-то чудом сдерживали его нрав. Особенно это чувствовалось в ваше отсутствие.

Габриэль поднялся из кресла и принялся нервно расхаживать из угла в угол. Куда подевалась его ленивость и нарочитая аристократичность? Сейчас по библиотеке метался просто взволнованный парень, пытающийся объяснить, как может, свои мысли. Миррисав, все также молча, наблюдал за ним, давая выговориться, и размышлял, сколько всего может быть спрятано в человеческой душе. Его помощник всегда отличался равнодушием к чужим жизням и некоторым цинизмом, что часто удручало его многочисленных пассий. Единственной страстью Габриэля было семейное ремесло и еще, пожалуй, алхимия. А тут такое неожиданное проявление сентиментальности, причем направленной на совершенно конкретное понятие верности своему долгу. Впрочем, Миррисав признался сам себе, что что-то подобное он подозревал.