Д Кузиманза: Ну и что, что тролль[СИ]

— Да, — повторил Георг, хлебая суп, — это была бы не жизнь, а малина!

— Я тоже так подумал, — весело сказал тролль. — Вот и супчика тебе дал, чтобы ты был мне под стать…

С тех пор Георг живёт со своим приятелем в пещере. Даже его прежний хозяин не принял бы к себе на работу маленького, зелёного, пучеглазого тролля!"

Бесси рассмеялась:

— Какая забавная сказка!

— То-то и оно! — усмехнулся и Готфрид. — Ну и что, что тролль? Самому нужно быть человеком!

Замолчали, потому что по лестнице спустилась хмурая седая Ингигерда.

— Сказка? Если бы! — возразила она. — С тех пор тролль спускается с горы и строит свои замки на больших дорогах. Мне пришлось объехать два подобных сооружения, когда я спешила сюда.

— Значит, он разбойник?

— Ну нет, мозгов у него на это не хватает, вот что я вам скажу.

— Но неужели Георг до сих пор не уговорил тролля расколдовать себя?

— Для этого нужна голова или головы поумнее, чем у тролля. Ну, скажем, вон ту солонку может разбить и мышь, а опять превратить в целую — только волшебник.

— Как печально!

— С тех пор, — продолжала Ингигерда, — Георг печёт в пещере хлеб на продажу, а вырученные деньги тратит на магов, чтобы вернули ему прежний облик. Спроси Готфрида, кто поставляет хлеб и булочки в гостиницу?

— Да неужели? — пробормотала изумлённая Бесси, но тут же опомнилась. — Я так благодарна почтенной Ингигерде, и плата…

— В качестве платы бросьте моей упряжке по цыплёнку.

— А что у неё за упряжка? — тихо спросила Бесси у Готфрида.

— Лучше госпоже не знать, — коротко ответил тот и поспешил выполнить пожелание Ингигерды.

— О! — только и сказала Бесси. — Тогда я поднимусь и посмотрю на Айвена.

— Смотреть там особенно не на что. Если бы он был обычным человеком, то я сказала бы, что его изрядно побили, держа за горло длинными когтями. Но он могучий маг, и всё могло происходить по-другому.

— Разве мага не могли избить?

Ингигерда насмешливо покачала головой:

— Можно подумать, что госпожа не знает своего мужа. Когда я меняла повязки на его ранах, он лежал смирный, как ягнёнок. Но как только я попыталась нафаршировать раны магией… ну и вскинулся же он. И — не желая повторять судьбу Георга — я отступила. Дала ему единственное зелье, на которое мастер Айвен согласился, — сонное, и теперь он спит, как младенец. Лучше госпоже не тревожить его сон и подумать о себе. Не дело, чтобы мастер Айвен, проснувшись, увидел у жены бледное лицо и тёмные круги вокруг глаз.

— Надеюсь, этого не произойдёт. Здешний хозяин так заботлив.

— Хозяин? Какой хозяин? — удивилась Ингигерда.

— Готфрид.

— Но он не хозяин, а нечто вроде управляющего или дворецкого. Разве госпожа не обратила внимания на вывеску гостиницы?

— Нет.

— А зря. Любая вывеска расскажет вам больше болтливого человека. Болтун болтает о том, что ему самому интересно, а вывеска говорит всё сразу.

— Как же называется гостиница?

— "У Беззащитной Сиротки".

— Какое странное название!

— Не более странное, чем "У Кривого Билла".

— Но не хотите же вы сказать, что хозяйку зовут Беззащитная Сиротка?

— Мне недосуг что-либо ещё говорить, — проворчала Ингигерда, вынимая из большого кармана хрустальный шар и внимательно вглядываясь в него, — я спешу. Что, Готфрид?

— Мне кажется, по одному цыплёнку маловато.

— Нечего закармливать их перед дорогой, иначе им не поднять не то, что карету, а самое себя.

И опять Айвен шёл, но теперь лесной дорогой, которая постепенно превращалась в узкое и неглубокое ущелье. Дорога была ему отлично знакома: одно из любимых мест его детства. Справа белели высокие березы, по левой же стороне золотилась гуща соснового молодняка. Всё больше чувствовал в воздухе влажность и запах прелых листьев. Здесь, дальше по ущелью господствовал лес бука — мрачный и суровый в эту пору дня. Он медленно двигался вперёд. Не чувствовал страха, несмотря на то, что становилось всё темнее и тише. И тогда вдруг стал отдавать себе отчёт, что тишина, которая его окружает, абсолютна. Поднял голову, чтобы посмотреть на звезды, но небо не было уже безоблачным.

— О-о-ох… — вздохнул с удивлением.

То, что двигалось по узкой полосе неба, между двумя стенами леса, явно не походило на тучи. Только после долгого присматривания до него дошло, на что смотрит. Почувствовал влагу. На лице, на ладонях, одежде. Так не пахнут прелые листья и трава. Запах тошнотворно-сладковатый.

Кровь! Падала большими каплями из огромных, тяжелых вен, висящих здесь же над лесом. Облила его всего. Когда почувствовал страх, не мог уже свободно двигаться. Постепенно терял человеческие контуры и становился неестественно большим коричневым сгустком. Ужас, который в конце концов коснулся его оцепеневшего сознания, был последним ощущением, которое запомнил, как свое. Сгусток поглотился.